– Не буду, – улыбнулась я.

– Может, мы на сегодня закончим?

– Хотите поработать? – я встала из-за стола, чтобы уйти.– Тогда я не буду Вам мешать.

– Я….вовсе нет! Простите, я хотел предложить спуститься к обеду.

– О, спасибо, но сегодня я откажусь. Иначе привыкну и буду обедать у Вас постоянно.

– Я буду только рад, – поспешно произнес художник, и от неловкости выронил из рук кисти.

– Спасибо, но я пойду к себе домой. До завтра.

Я собрала свои вещи, пока он не передумал, и попрощалась, не обращая внимания на его уговоры. Выйдя на улицу, почувствовала, как солнце припекает кожу. Палило сильно. Я стала продвигаться медленно, стараясь идти в тени. Шла, пока не дошла до площади, маленькой, как и большинство венецианских площадей, и очень уютной, в одном из углов приветливо стояло открытое кафе, зазывая белыми зонтиками и скатертями. Села за один из столиков и наслаждалась тем, что спрятана от солнца. Ветра совсем не чувствовалось, но кожа истово просила его среди нагретого камня города, чтобы спасти себя. Сделав заказ, я наблюдала, как живет эта площадь. Народу на ней было не много, наверное, из-за жары. Ставни домов прикрыты, чтобы меньше проникало палящих лучей внутрь. Все залито светом, очень ярким и чересчур белесым. И тут я подумала, что все эти здания и мощеная дорога существовали еще и в семнадцатом, восемнадцатом, обновлялись в девятнадцатом и двадцатом, и пока не были тронуты так отчетливо нашим двадцать первым веком. А, следовательно, и посещавшие ее люди жили тоже в эти же самые эпохи. Страшно представить, сколько их тут было, чем они занимались, как жили. Кто-то вел добропорядочную жизнь, а кто-то не гнушался и преступлениями. Кажется обыденность, но убийства из-за наживы или политических целей, из-за страсти или мести были здесь не редкостью. В Венеции очень много историй подобного рода, и большинство из них – правда. Кроме романтики здесь часто витала смерть, часто – загадочная смерть, нередки – самоубийства. А еще была та, что выкосила большую часть жителей. Бубонная чума, которая завладела городом и уменьшила количество жителей на две трети. Этот город убивает так же красиво, как и пробуждает пылкую любовь в сердцах, а некоторых меланхоликов еще глубже загоняет в депрессию. Здесь все неоднозначно, и не знаешь, что именно тебе уготовано. Сплошная загадка…

– Позволите? – спросили меня.

Я повернула голову, и передо мной уселся мой недавний знакомый, сияя улыбкой.

– Не могу отказать себе в удовольствии посидеть в кафе с красивой женщиной.

– Пожалуйста, прошу, – ответила я улыбкой на его комплимент.

Он уселся поудобнее и уставился на меня. Его кольцо ярко сверкало на солнце, привлекало внимания.

– Значит, Вы теперь будете много времени проводить с Леонардо, – фраза прозвучала как утверждение.

– С его работами. Маэстро вполне свободен для творчества, – пытаясь опровергнуть фразу, ответила я.

– Он показывал Вам свои работы? – продолжил мужчина непринужденный разговор и с изяществом заказал себе кофе жестом руки, которую тут же уловил официант.

– Только старые, которые требуют катологизации.

– Вот как? И не говорил, кто его новая вдохновительница? – протянул мужчина с улыбкой, настолько обольстительной, что дрогнуло бы любое женское сердце.

– Простите? – мне требовались разъяснения.

– Да это я так, не обращайте внимания, – махнул он кистью со сверкающим кольцом.

– Он, кажется, собирается рисовать Венецию.

– Венецию? – поморщился Габриэль.– Зачем это ему?

– Странный вопрос. Этот город вдохновлял ни один десяток людей творческой профессии.

– Он двадцать лет тут прозябает и не вдохновлялся им. Скорее, он в Венеции все больше погружается в свое депрессивное состояние.