– У Вас много друзей?
– Хватает, но Вам они вряд ли понравятся.
– А-а-а, – протянула я, – скупщики краденного, неудачливые служители искусства, завсегдатаи ночных заведений… – повторял мой голос слова мужчины.
– Они самые, – сделал пару шагов в мою сторону Габриэль.
У меня немного перехватило дыхание.
– Хочешь их увидеть? – подойдя ближе и заглянув в глаза, спросил он.
– Вы думаете, у меня настолько отсутствует инстинкт самосохранения? – чуть лукаво спросила я, не отводя глаз.
– Я думаю, ты, как все женщины, любопытна.
– Возможно, – все так же чуть улыбаясь, я отстранилась и стала мерить шагами его дом.
Он улыбнулся и следовал за мной. Проходя из комнаты в комнату, из зала в зал, в одной из них я приблизилась к окну.
– Если ты здесь давно живешь, наверное, много слышал историй о здешних обитателях?
– Не особенно. А что тебя интересно?
– В том доме, где я сейчас живу, действительно происходили странные вещи? – не сумев удержать свое разожженное любопытство, спросила то, что несколько дней не давало мне покоя.
– В каком доме?
– В Канареджо, где раньше жил Леонардо со своей покойной женой.
– Странные вещи, – протянул он.– Ты о чем?
– Говорят, дом странно действует на людей. Сводит с ума, что-то в этом роде…
– Что за чушь, – усмехнулся Габриэль.– Тогда и в моем палаццо кишат приведения! – он поднял руку и обвел ею все пространство. – Единственное, что произошло в том доме за последние двадцать пять лет, это то, что любовница Леонардо вскрыла себе вены. Но это произошло вовсе не из-за дома!
– Может, у нее там развилась депрессия?
– Чушь! Депрессия возникает не из-за домов, а из-за неустроенности жизни. Если б он меньше ей изменял, возможно, сейчас бы она была жива и невредима.
– Зачем красивой женщине вскрывать себе вены из-за неверного любовника? Такая драма из-за ревности?
– Понятия не имею, – пожал Габриэль плечами. – Кто вас женщин поймет? Я лишь знаю, что причина была в его увлечении другой. Кажется, он ее тоже рисовал, ну и как водится, дело зашло дальше. Я мало что знаю, только, как все закончилось, ты слышала.
Я еще немного помолчала, обдумывая его слова.
– Значит, ты совсем не рисуешь?
– Да, вообщем, нет. Но здесь есть несколько моих работ. Хочешь посмотреть?
– Хочу, – кивнула я головой.
Мы спустились на нижний этаж, потом еще ниже по ступенькам в какой-то подвал. Габриэль включил свет. И в углу, за барахлом я увидела его работы. Картины стояли сиротливо, практически без какой-либо заботы. Габриэль взял их безо всякой осторожности и выставил на свет. Он был художником, это сразу бросалось в глаза. Но плохим. Без эмоциональности, без остроты ощущения, не знаю, кому это могло понравиться.
– Можешь не говорить, я по твоему лицу вижу, – он улыбнулся.
Я взглянула на него, и он не сводил с меня своих черных глаз.
– Школа у тебя определенно есть, а вот желания рисовать – нет.
– Я по этому поводу не переживаю.
Он улыбнулся, а я заглянула ему в глаза. Они казались совсем черными, как угли, хотя внешне он не походил на южанина. В Габриэле были меланхолическая тонкость, правильные и тонкие черты лица, и вместе с тем, черные волосы и глаза.
– Ты когда-нибудь рисовала?
– Закончила художественную школу.
– Но не рисуешь.
– Нет. Мои мечты стать художницей развеялись как дым.
– Значит, мы друг друга понимаем, – сказал он и впился своими черными глазами, от которых екнуло сердце.
– Мне, пожалуй, пора, – я протянула ему руку.
Рука схватил мою руку, но так не отпустила.
– Так как насчет прогулки по загадочным местам Венеции. Нельзя побывать здесь и не увидеть ее темные стороны, – он настойчиво смотрел мне в глаза и улыбался.