– У Леонардо депрессия? – удивилась я.

– Художники все меланхолики!

– По Вам не скажешь, – пошутила я и улыбнулась.

– Поэтому, я плохой художник.., – глотнул мужчина ароматный кофе и немного сощурил глаза от яркого солнца, неожиданно ударившего.– Не могу не наслаждаться жизнью и обожаю деньги.

– Картины принося Вам доход? – искренне удивилась я и готова была восхититься.

– Нет, у меня другой источник дохода. Картины – это отголоски моей прошлой жизни. Мама хотела, чтобы я стал художником. Пришлось закончить художественную школу, – пожал он плечами.

– Ну, Вы хоть ценитель?

– Только шедевров, стоимость которых свыше миллиона.

– Интересный подход. И как Вы дошли до такой жизни?

– В тот момент как понял, что на живописи я не заработаю, – вздохнул Габриэль и снова улыбнулся.

– А теперь Вы своей жизнью довольны? – чуть прикрыв глаза, взглянула я на собеседника повнимательнее.

– Не так, как хотелось бы.

Мы помолчали, улыбаясь друг другу. Он был привлекательным и довольно обходительным, но в нем была какая-то странность. Я никак не могла понять, что именно в нем сидит.

– Но для Вас бы я сделал исключение.

– В каком смысле? – хлопнула я глазами от неожиданного заявления.

– Я бы Вас нарисовал.

– Вы мне не по карману, – отшутилась я.

– С чего Вы взяли?

– Вы же сами сказали, что любите деньги.

Он засмеялся.

– Пойдемте, я Вам кое-что покажу, – настойчиво произнес он, вставая.

– Что покажете? – не поняла я.

– Пойдемте! Обещаю, с Вами ничего не случится, – он взял мою руку, и мне ничего не осталось, как встать и пойти за ним следом. Я поняла, что в нем странного: перед ним невозможно устоять.

Мы прошли какими-то дворами и закоулками, подошли к довольно обветшалому дому, очень старому, но красивому и вошли внутрь. У здания были роскошные окна на всех этажах. Готически стрельчатые, очень узкие, рядами по три окна, они простирались вдоль всего здания. Каждое окно было увенчано по краю тонкой лепниной, словно тесьмой белый камень окружал каждое окошко, причудливо переплетаясь в растительный орнамент. Чуть выше, между окнами разных этажей выделялись характерные византийские мозаики. Смешения Запада и Востока, двух абсолютно разных культур, эпох – все это покоилось и хранилось долгие века на водах Венеции.

В доме оказалось пустынно, мебели практически не было. Глядя на хозяина, трудно было представить, что он живет аскетом, я еще раз присмотрелась к нему, потом к пристанищу, и две картинки никак не хотели совмещаться воедино. Роскошные венецианские люстры, роскошные стрельчатые окна, отделка стен потрясало воображение даже самого изощренного критика. Одинокий диван – настоящий антиквариат – стоял посередине зала, дожидаясь кого-то, как брошенная собака на вокзале. Еще кое-где вещи и пара коробок.

– Нравится? – раздался голос хозяина по пустому помещению громким эхом.

– Красиво, – продолжая вертеть головой, ответила я.

– Мое логово.

– Вы его купили?

– Мечтаю о таком.

Я сморщила лоб, не понимая, о чем он.

– Живу не легально, – пояснил мужчина со своей шикарной улыбкой.

– И Вас еще не поймали? – удивилась я скорее наигранно, чем по правде.

– Я много кого здесь знаю, так что, с этим проблем у меня нет, – пожал он плечами и вновь улыбнулся.

– Для этого Вам и нужны деньги?

– Верно. Здесь деньги ради самих денег никого не интересуют, здесь предпочитают покупать роскошь и красоту.

– Я так понимаю, это – ваша философия жизни.

– Большей частью. Я не против и земных связей, чувственных удовольствий.

Я улыбнулась, продолжая ходить по залу и оглядываться.

– А Вы сами отсюда?

– Родился недалеко, в деревушке. Я здесь учился большую часть своего ученичества. И остался.