Игра на выбывание Даша Циник

– Не верю, что ты хочешь отправить меня в интернат! – стиснув кулаки, впечатываю каблуки в дорожку, петляющую между могилами. Растрескавшийся асфальт шуршит под ногами в такт шагам. – Чем тебе моя школа не угодила? Всего год осталось доучиться!

Ненавижу похороны, ненавижу бабушкин инсульт, из-за которого все рухнуло в один миг. Ну почему она не выкарабкалась? Ведь могла бы пожить подольше!

– Алиса, не закатывай истерику, – шикает идущая следом мама. – Мы на кладбище.

– Мертвым все равно! – раздраженно бросаю я, не оборачиваясь.

А живым – тем более. Никому нет дела до моих проблем.

Отец с мачехой держатся в отдалении. Им не впервой пережидать приезд той, что появляется у нас в Купчино раз в сто лет, дабы продемонстрировать московский шик и заодно выставить всех неудачниками. Я и сама не ждала этой встречи, но мама четко дала понять, что намерена серьезно поговорить.

Они с отцом развелись восемь лет назад без скандалов и упреков. Делить было нечего – ни квартиры, ни машины – разве что меня, да и тут вопросов не возникло. Я осталась у бабушки, отец переехал в съемную комнату к новой жене, а мама укатила из Питера в столицу, где успела удачно выйти замуж, овдоветь, и снова связать себя узами Гименея. Привыкнув жить без нее, я воспринимала редкие гостевые визиты с философским спокойствием, лишь сегодняшний стал исключением. Да и как реагировать без скандала на новость, что меня забирают в Москву?

– Алиса, угомонись, – выйдя на парковку, мама изящным движением достает из пачки сигарету. – Я желаю тебе добра.

Роль благодетельницы не в новинку. Она столько раз привозила подарки и отдавала их с таким же снисходительным выражением лица, что я уже и не вспомню иного отношения к себе.

– Как-нибудь обойдусь.

– Неужели? – тонкая бровь иронично дергается. – Тогда скажи, где ты планируешь жить?

– Как где? – я все еще не понимаю, к чему она клонит. – В бабушкиной квартире.

– Куда теперь переедет весь цыганский табор твоего отца, – затянувшись, хмыкает мама.  – Как наследник он вряд ли останется на съемной. К тому же его вечно беременной крольчихе скоро рожать.

Оскорбившись за мачеху, кривлюсь в ответ:

– Мы прекрасно уживемся все вместе.

Это правда. Я люблю Ромку с Толькой, хоть они и не самые послушные братья, да и им мое общество в радость.

– Тогда давай спросим у него, – тон меняется с пренебрежительного на подначивающий.

– Легко! – я резво поворачиваюсь на каблуках к приближающемуся к парковке отцу. – Пап, я же могу жить с вами?

Вместо энтузиазма он заметно тушуется.

– Видишь? – ехидно улыбается мама. – Уже напрягся.

– Лисенок, это и твоя квартира, – в пику ей отбивает отец.

– И мы будем рады, – добавляет мачеха, устало взяв его под локоть.

При взгляде на ее огромный живот дремлющая совесть просыпается и пинает меня в бок. Какая же я эгоистка. У них двое мальчишек, вот-вот появится третий. Только меня не хватает в тесной хрущевской однушке до полного комплекта.

– Значит поживу отдельно, – не сдаюсь я, игнорируя злорадный взгляд мамы. – Устроюсь на работу, сниму комнату.

– И бросишь учебу?

– Уж лучше это, чем твой интернат.

– Не интернат, а элитная закрытая школа, – упрямо исправляет мама. – Там Максим к Оксфорду готовится.

Отлично. Еще и сына своего нового мужа приплела.

– Плевать, к чему он там готовится. Я не обязана равняться на какого-то московского мажора!

– Выбирай выражения. Он твой сводный брат.

Так и подмывает озвучить, куда ей идти вместе с новоявленным родственником, но спор прерывает натужный гудок – устав ждать, водитель микроавтобуса сигналит нам, призывая вернуться в салон. Забираюсь туда с отцом и мачехой, оставив маму возле такси. Принципиально поеду отдельно и в кафе сяду на другой конец стола. Пусть привыкает, что я держу дистанцию.

Ромка и Толька плюхаются на сиденье рядом и всю дорогу рассказывают новости про школу, перебивая друг друга и толкаясь. Через силу смеюсь над их нелепыми розыгрышами одноклассников, пока сердце сжимается от тоски. Они мои братья. Они, а не какой-то заносчивый пижон! Я и видела его всего раз, мельком – во время видеозвонка от мамы. Так почему я должна уезжать от своей настоящей семьи?

Поминки проходят в тягостном молчании. Прихватив со стола смартфон, отлучаюсь в туалет чтобы пожаловаться Оксанке.

«Она заставляет меня переехать! Зачем я ей сдалась?»

Подруга пытается успокоить, забрасывая сообщениями, но на расстоянии слова утешения оказываются набором букв и грустных смайликов. Когда выясняется, что вылет планируется сразу после поминок, я готова разрыдаться от отчаяния. Мне даже попрощаться толком не дают!

– К чему такая спешка? – цежу сквозь зубы, не глядя закидывая вещи в чемодан, пока мама брезгливо осматривает старую мебель в квартире бабушки.

– У Игоря вечером благотворительный прием. Я должна быть рядом.

Игорь. Какое отвратительное имя.

– Так будь! – с досадой хлопаю крышкой и рывком застегиваю молнию. – Меня тащить с собой не обязательно.

– Алиса, не начинай.

– А вот и начну!

Спор выходит на новый виток и прекращается лишь под расчерченным тонкими линиями потолком терминала Пулково, когда я понимаю, что сражение проиграно. Никто за меня не вступится. Бабушки больше нет, отец занят семьей, а я не ребенок, чтобы со мной возиться. Прежняя жизнь осталась позади, а новая тащит за собой как поводок упирающегося щенка.

В самолете я неотрывно смотрю в иллюминатор, рискуя вывихнуть мышцы шеи. Не хочу поворачиваться к маме. Не хочу с ней говорить. Не хочу, чтобы она видела мои слезы. Все равно они ее не трогают.

– Сейчас тебе сложно оценить перспективы, – сквозь монотонный гул турбин занудствует мама. – Но поверь, уже скоро поймешь, что перемены во благо.

Не дослушав, тянусь за наушниками. Пусть распинается перед кем-нибудь еще.

Ну почему я так быстро сдалась? Сняла бы сейчас комнату или на худой конец койку в хостеле, устроилась в кафе официанткой. С графиком два через два даже на школу сильно забивать не пришлось бы, а потом можно было бы и в общежитии при институте пожить.

Коснувшись лбом холодного стекла, продолжаю изводить себя нерадостными мыслями. Как смириться с неизбежным? Как стерпеть новых родственников? И как себя с ними вести?

У выхода из зала прилета Шереметьево нас встречает шофер в униформе. Не сразу осознаю, что он направляется к нам – уж слишком непривычным кажется весь его образ, от лакированного козырька шляпы до кожаных перчаток. Такому просто нечего делать рядом с обычными людьми, но нет, он останавливается четко возле мамы.

– Госпожа Седова, автомобиль ждет, – рапортует с легким полупоклоном и поворачивается ко мне. – Госпожа Старцева, позвольте помочь вам с багажом.

От учтивого обращения я в изумлении разжимаю пальцы, и чемодан тут же подхватывают из моих рук.

На несколько секунд рот приоткрывается сам. Меня в жизни не называли «госпожой»!

Пока я тушуюсь, мама уверенной походкой пересекает парковку, и когда перед ней любезно открывают дверцу внедорожника с тонированными стеклами, благодарит не словами, а снисходительным кивком. Юркнув следом в светлый кожаный салон, чувствую себя грязным беспризорным котенком, которого принесли с улицы и усадили на дорогой диван.

Хвойный запах ароматизатора щекочет нос. Обхватив плечи ладонями, растираю их от накатившего озноба. Надеюсь, в обществе новых родственников не придется делать реверансы? Надо хоть загуглить, кто этот Седов, за которого мама выскочила замуж.

Заметив мое состояние, она иначе истолковывает причину нервной дрожи.

– Виталий, Алисе холодно.

– Двадцать три градуса подойдет? – тут же интересуется шофер, касаясь приборной панели и настраивая температурный режим кондиционера.

– Да, спасибо, – с трудом выдавливаю я.

Неестественно выпрямившись, глубоко дышу и считаю минуты, когда мы, наконец, доедем. Кажется, даже моргаю с выверенным интервалом. Я чужая здесь, и все вокруг чужое. Слишком роскошное, слишком неуместное для такой как я.

Господи, если сейчас так неуютно, что же будет в Москве? Затравленно смотрю на длинный ряд высоток, но они так и остаются на горизонте – внедорожник сворачивается с шоссе. Теперь за окном виднеются деревья, а вдалеке за ними поблескивает в солнечных лучах река.

– Где мы? – перевожу удивленный взгляд на маму.

– Летом мы не пользуемся городской квартирой, – поясняет та. – Слишком душно, да и воздух загазованный. Так что до сентября побудешь с нами на даче.

Хоть одна приятная новость. Простецкое «дача» звучит роднее, но когда я вижу дом, понимаю, что поторопилась с выводами. Трехэтажному особняку с колоннами и лепниной куда больше подходит определение «усадьба». Не удивлюсь, если его строили по образцу какого-нибудь дворянского гнезда.

– Нам… точно сюда? – судорожно сглатываю, всматриваясь в высокие арочные окна.

С таким же успехом мама могла привезти меня пожить в Эрмитаж – шок был бы схожим.

Усмехнувшись, она дожидается, когда внедорожник остановится у парадного входа, и невзначай бросает:

– Выбирай любую из спален на втором этаже. Все они гостевые, если что-то не понравится – мебель оперативно заменят.

С широко распахнутыми глазами я поднимаюсь по мраморной лестнице, пока мама перечисляет все, что есть в доме.

– Тренажерный зал и бассейн в западном крыле, оранжерея на крыше, а над гостиной маленький кинозал на пятнадцать человек.