– У меня есть условие, – добавляю я. Пусть видит, что уступка незначительна. – Я позову в гости Оксанку.

Извлеку максимум приятного из вынужденной сделки. Поплаваем в бассейне, посмотрим любимые комедии в кинозале, закажем у повара пиццу. Не простаивать же шикарной кухне без дела.

– Только, когда Игоря не будет в городе, – мама тоже умеет торговаться.

– И дома буду носить, что хочу.

– Без свидетелей хоть голышом ходи, – она нервно ведет плечом, словно задела им что-то грязное. – Но в дни, когда тебя могут увидеть Игорь или Максим, одевайся, как если бы собиралась в Мариинку.

Закатываю глаза. Вот оно, мерило стиля – мнение двух московских снобов. Собственные ощущения и вкус неважны. Главным считается лишь то, что подумают другие. И как мама терпит подобное? Это ведь даже не мимикрия, а полная потеря личности.

Так и тянет ее пожалеть, но я гоню от себя непрошенное чувство и охотно отвлекаюсь на принесенный официантом суп. Весьма вкусный, кстати. Не зря согласилась остаться. Смакую ощущения и тут же одергиваю себя. Сама хороша – продалась за еду и благо. С другой стороны, для меня это временное послабление. Нас нельзя сравнивать.

Пока я сражаюсь с совестью, мама картинно доедает роллы и делает крошечный глоток из бокала.

– Чуть не забыла. Тебе нужно попросить прощения у Максима за твою выходку. Хоть он и не держит зла…

– Вот еще! – перебиваю, чуть ли не вскочив из-за стола. – Он вел себя пренебрежительно. Принял за прислугу, хамил…

Мама выставляет перед собой ладонь, не давая закончить:

– Учитывая твой вчерашний вид, не удивлена. И я бы настаивала на извинениях, но некоторое время его на даче не будет. Игорь оплатил углубленный курс делового английского, и чтобы не таскаться в область по пробкам, Максим поживет в городской квартире. Так что вернемся к этому разговору позже.

Отличная новость. Терпеть сводного братца не придется. Интересно, как долго? Может повезет, и он вообще не появится до начала учебы в школе?

Первые дни спускаюсь в гостиную с опаской, но страх ненароком столкнуться вскоре отступает. Мой обидчик даже на выходные не приезжает. С чего бы мажору рваться на дачу, под надзор отца, если получен карт-бланш на тусовки в центре? В том, что он не занимается, а под прикрытием курсов английского прожигает жизнь, не сомневаюсь. Наверняка кучу шлюх вокруг себя собрал и пьет, не просыхая. И хорошо, если только пьет.

Оксанке не удается выбраться ко мне в гости, и почти три недели я наслаждаюсь одиночеством в раю социопата. Мама не вылезает со спа-процедур в ближайшем салоне, соседи не заходят, прислуга тактично держит дистанцию. В солнечные дни загораю у бассейна, в дождливые гуляю в оранжерее или читаю библиотеке. Последняя довольно быстро становится любимым местом в доме. Огромная, светлая, со шкафами до потолка и специальными передвижными лестницами, на которые нужно подняться, чтобы достать увесистые томики с верхних полок. Я разве что в фильмах видела такие. Теперь же эта книжная вселенная – моя, пусть и ненадолго. Что может быть лучше, чем забраться с ногами в уютное кресло и раскрыть томик одной из сестер Бронте? Или позднего Теккерея перечитать?

Увидев стопки книг, разложенные вокруг, отчим впервые хвалит меня. Привычно сдержанно, и все же скупой комплимент подкупает. Приятно, что он считает достоинством чтение, а не брендовый брючный костюм, хотя и на него смотрит с одобрением.

Я почти допускаю мысль, что не жалею о договоренности с мамой, когда в размеренный досуг вмешиваются досадные обстоятельства. Искупавшись после завтрака и наспех вытерев волосы, привычно захожу в библиотеку, и уже на пороге понимаю, что нахожусь в ней не одна. Кресло возле окна – любимое кресло! – занято. В нем вальяжно развалился тот, о ком я успела забыть. Самодовольный и расслабленный, полулежит, перекинув ногу через один из подлокотников, и с ленцой изучает оставленную мной «Джейн Эйр».