Жбан даже не обернулся:

– У нас встреча. Без оружия. Только слова.

– А слова, милый, бывают острее стрел.

Он сел. Все замолчали. Только Леонтий Сторож, монах, посапывал под дубом.

– Я предлагаю, – начал Жбан, – чтобы каждый сказал, что ему непонятно в новой системе. И мы это обсудим.

– Мне непонятно, – сказал Караш, – почему ты называешь деревенских “участниками процесса”, а не “плательщиками дани”. Это – подмена понятий?

– Нет. Это смена перспективы.

– А если я скажу, что перспектива – это то, что рисует художник, чтобы продать ложь?

– Тогда ты – критик, Караш. Но не создатель.

Леонтий поднял голову.

– Слушаю, а вино внутри как будто греется… Ты знаешь, что вода тоже может утопить, если её наливать ведрами сверху?

Жбан хмыкнул.

– Я пытаюсь капать. По капле.

– А они уже тонут. Потому что капли – из будущего. А они живут в прошлом. Их крыша – это страх. А твой PowerPoint – это молния.

Некоторые переглянулись. Староста Авдей сказал:

– Может, монаха-то выслушаем? Он хотя бы бухой искренне.

– Я не бухой. Я пророк, – ответил Леонтий, икнув. – Просто мои видения пахнут хмелем.

И тут…Из тени вышел он.

Чужой. Лицо как пергамент. Глаза – пепел. Мантия без знаков, но с узором шелка, похожим на размытые карты.

– Я – Исаак Серый, – сказал он. – Наблюдатель от Восточной ставки. Хубилай хочет знать, что происходит в этой “лаборатории смысла”.

Жбан выпрямился.

– Кто тебя послал?

– Никто. Я – как ошибка в формуле. Необходима, чтобы понять, работает ли она.

Караш встал:

– Ты не санкционирован здесь!

– Я – не здесь. Я – между. И если истина не встанет сама – я её вырву.

Исаак посмотрел на Жбана.

– Ты утверждаешь, что магии не применял. Докажи это структурой – или страхом.

Потому что один из них – прав.

Шатёр стал холоднее.

Исаак Серый не делал ни одного резкого движения. Он будто протекал по пространству, касаясь полочек, просматривая доски, щелкая ногтем по карточкам с надписями:

“Согласование капусты по трём фронтам”, “Мотивация ремесленников”, “Негативные ретроспективы – почему улыбается Авдей”.

– Всё это… – сказал он наконец, – сложнее, чем Орда. Но проще, чем вы думаете.

Жбан стоял сзади, держа блокнот. На губах – попытка усмешки.

– Это просто управление. С минимальным входом и прозрачным выходом. Я пытался упростить.

– А получилось усложнить.

– Это жизнь.

– Нет. Это архитектура.

А архитектура, не объяснённая строителю – это магия.

Хельга прислонилась к столбу.

– Аудитор. Скажи: тебе важна правда или результат?

– Мне важен… источник. Если дерево даёт плоды, но питается ядом – ты бы ел их?

– Я бы сначала проверила, можно ли отфильтровать яд.

Настасья вмешалась:

– А я бы задала вопрос: а если это единственное дерево, что растёт в голой степи?

Исаак чуть кивнул.

– Именно поэтому я не судья. Я свидетель.

Жбан шагнул ближе:

– Смотри. Это “график довериеметрии”. Я создал его, чтобы видеть, где проседает взаимодействие. Это всего лишь шкала.

– От нуля до “прячется в сарае”?

– Почти.

Исаак изучал. Молчал. Иногда кивал, иногда крутил голову, будто слышал шёпот не слов, а подтекста реальности.

И вдруг – он замер. Провёл рукой по одной из карточек. Достал её. Прочитал вслух.

– “Если хочешь чего-то, чего никогда не имел – делай то, чего никогда не делал.”

– Кто это написал?

Жбан моргнул.

– Это… знакомо. Но не я.

– Это цитата Франклина. XVIII век. А у тебя – XIII.

Хельга сжала рукоять ножа.

– Это что, ошибка?

– Нет. Это утечка времени.

Настасья шагнула вперёд:

– Возможно, кто-то подкинул.

– Возможно.

А возможно – эта система сама тянет чужое время в себя.

Жбан сел.

– Я не писал этого. Я бы запомнил.

– Именно. Или – ты уже начал забывать, где граница.