– В Жбане.
Настасья посмотрела в огонь.
– Сложность. И честность, которая путает всех, кроме него самого.
– Он не из мира, где выживают те, кто говорит правду.
– А ты?
– Я из мира, где выживают те, кто умеет скрывать ложь под правдой.
Настасья усмехнулась.
– Значит, мы обе ошиблись.
Хельга вздохнула. Её взгляд стал мягче, но голос остался острым.
– Если он упадёт, ты встанешь рядом?
– Я встану вперёд. Чтобы не дать ему стать тем, с кем он борется.
Хельга посмотрела на неё пристально.
– Значит, ты опасней, чем я думала.
– Потому что я – не меч. Я – зеркало.
Наутро, в шатре, где снова собрались князья, прозвучал первый хлопок – звук ломающегося шаблона.
Князь Ратибор, ещё вчера молчаливый, сегодня взял пылающий факел и поджёг один из свитков с задачами.
– Это ересь. Ты нас не координируешь – ты нас обезличиваешь!
Все замерли. Даже осёл князя Кузьмы замер, прикусив клевер.
Жбан не побежал тушить. Он подошёл к огню. Смотрел, как бумага скручивается, чернеет, тает.
– Ошибки – не проклятье. Они – инструмент. Но только если мы их видим, а не скрываем.
Он достал новый свиток.
– Предлагаю “ретроспективу”. Каждый князь расскажет, что пошло не так у него, кто пострадал, и что можно было сделать иначе. Без наказания. Только выводы.
Князья зашумели.
– Без наказания? Тогда будут врать!
– А сейчас? – спросил Жбан. – Сейчас вы честны?
Молчание.
– Если мы хотим управлять – учимся говорить о провале как взрослые. Кто начнёт?
Никто не двигался.
Потом Кузьма поднял руку.
– У меня уволокли зерно. Я заподозрил соседа. Потом оказалось – мои же селяне, чтобы продать хану подороже.
Жбан кивнул.
– Что сделал?
– Наказал соседа. Он теперь молчит. Уже неделю.
Тишина.
– Что бы ты сделал иначе?
– Спросил бы сначала. Не только кнутом.
– Это и есть управление.
Ретроспектива пошла. Медленно. Неуверенно. Но пошла.
И тут Ратибор снова встал.
– Если ты хочешь, чтобы мы раскрывались, мы должны получить взамен.
Ресурсы. Людей. Землю. Иначе ты строишь пирамиду на костях.
Князья загудели. Кто-то – “да”, кто-то – “нет”, кто-то – “а я вообще спал, что происходит?”
Жбан вздохнул.
– Хорошо. Обсудим.
Но помните: чем больше вы хотите для себя, тем меньше у вас остается друг для друга.
– Значит, распределяй.
– Только если вы впишете свои нужды в карту задач.
Некоторые нахмурились.
– В смысле?
– В смысле: жрите бюрократию, если хотите плюшки. Это и есть новая реальность. Степная CRM.
Хельга подошла сбоку.
Тихо, почти ласково:
– Ты дал им вкус власти. Через диалог.
– Или открыл портал в административный ад, где всё – по заявке.
– Они теперь – твои.
– Они теперь – проблема.
Хельга кивнула.
– Проблемы – единственное, что делает мир живым.
– Я продавал координаты караванов разбойникам, – сказал князь Ставриан Безносый.
Тишина.
Треск ветки под ногой воина. Звон брони. Кто-то выронил кружку.
– Продавал… – повторил Жбан. Он будто не слышал – осознавал.
– Да. Но теперь… в рамках новой политики… решил признаться. Честность – это ведь KPI, так?
Некоторые засмеялись. Кто-то – побледнел. Князь Кузьма чуть не подавился своей горошиной.
– И ты надеешься… – Жбан прищурился. – Что мы тебя за это… наградим?
– Нет, конечно. Но может быть – не казним?
– А если б я не спросил?
– Никто бы не узнал. И продолжал бы воровать, если уж честно до конца.
Хельга стояла в тени. Лицо – камень. В руке – нож, который точила на собственном кольце.
– Вот и цена откровенности. Они поняли: исповедь – это индульгенция.
Жбан сжал мост носа.
– Я хотел сделать поле для роста. А получил – легализованное предательство.
– Потому что твоя структура – беззуба.
Он обернулся.
– Ты предлагаешь вернуть зубы?