– Я не играю в их жестокость, – сказал Жбан.

– Тогда ты строишь иллюзию, – ответила Хельга.

Она встала и ушла, как ветер, что срывает разговор, оставляя только тишину и вопрос.

Настасья подошла позже.

– Всё прошло… лучше, чем я думала.

– Но хуже, чем я надеялся.

– Почему?

– Потому что я поверил, что они способны меняться, но теперь вижу, как легко они срываются в старое.

– А ты?

– Я? Я на грани. Между структурой и манией контроля. Между «помочь» и «управлять».

– Ты влюбился в процесс?

– Я боюсь, что да.

Вечером он долго смотрел на доску. На связки верёвок. На щепки, где одни задачи сдвинулись, а другие… застряли.

Он убрал две.

Те, что принадлежали Ратибору и Вежихвосту.

Не потому что решил. А потому что – хотел понять, что он почувствует.

Ответ был страшен: Облегчение.

Письмо от хана пришло рано утром.

На сургучной печати – знак Орды: два меча, скрещённых над цифрой “10”.

Жбан раскрыл свиток.

«Пришлый Игорь, именуемый Жбан.

С учётом эффективности системы и снижения разногласий, временно назначаешься контролёром северо-залесского узла влияния.

Цель: устранение перекрывающих управлений, дублирующих потоков и нестабильных лидеров.

Срок: 10 дней.

Последствия: смотри вокруг.»

Жбан перечитал трижды.

– “Смотри вокруг” – это что, угроза в стиле дзен?

Он вышел из шатра. У костра сидела Настасья с табличками деревень.

– Слушай, а князь… как его… был тут вчера. Такой с косой бородкой, вечно нюхал пергамент. Как звали?

Она задумалась.

– Не помню. Это странно. У меня записи – пустые. Как будто я писала имя – и чернила исчезли.

– Ты это видишь?

– Да. И чувствую – что был человек. И что он… вычеркнут. Но мы помним.

– Только мы?

Настасья кивнула.

– Возможно, только те, кто не встроен в структуру до конца, могут видеть “пропажи”.

Жбан сел на бочку. KPI, как обычно, спала на списке задач.

– Я не просто “улучшаю Орду”. Я ломаю их версию реальности.

– Не ты. Ты – катализатор. Реальность сама вычищает “нерелевантных” при достаточном давлении.

– И если я стану нерелевантным?

– Тогда я запомню тебя, – сказала она просто.

Он долго сидел у шатра, глядя на огонь. В руке – палка, которой он чертил линии на песке.

Цифры. Петли. Слова.

Он понял: ему нужно правило. Не для ханской ставки. Не для князей.

Для себя.

Кодекс решений И.Ж. (начатый в страхе, продолженный в сомнении, не завершённый нарочно):

Если можешь спасти – спаси.

Если нельзя спасти, но можно не вредить – не вреди.

Если вред неизбежен – сделай его честным.

Нельзя менять мир, если не готов ответить за искажения.

Всегда помни: эффективность – не ценность, а инструмент.

Люди важнее планов. Даже дураки. Особенно дураки.

Он вздохнул. KPI зашевелилась и уронила в огонь карту с цветными щепками.

Огонь взвился. На секунду казалось, что доска задач сгорела вместе с будущим, но потом – Жбан понял: это знак.

“Начинай заново. Но на своих условиях.”

Настасья вернулась с пакетом трав.

– Что теперь?

– Теперь я должен придумать, как спасти систему от самой себя.

– И как?

Он поднял палку и нарисовал в воздухе круг.

– Создать обратную петлю. Место для сомнений. Если структура не умеет сомневаться – она станет тюрьмой.

– А ты?

– Я хочу стать её дырой в стене. Её багом. Кодом, который не даёт ей зациклиться окончательно.

Настасья улыбнулась. Горько.

– Ты говоришь, как вирус.

– Может быть. Но, знаешь, не всякий вирус – болезнь.

Костёр потрескивал, словно спорил сам с собой.

Настасья разливала травяной настой в деревянные чаши, когда рядом опустилась Хельга.

Молча. Тихо. Как кошка, которая следит не за мышью, а за хозяином мыши.

– Что ты видишь в нём? – спросила Хельга без прелюдий.

– В Игоре?