чего-то и… ну, ты знаешь… – скрипач сделал жест пальцами рук, изображая

пистолет.

Куто, сидя вполоборота, посмотрел на Фландрия, который принялся поучать

своего послушника.

– Ты про ту историю?.. – задумчиво проговорил мужчина, также вполголоса.

– Если в ней и есть хоть толика правды, то я могу предположить, что

священник вспылил от зависти.

– От зависти? – удивился Гайгер.

– Угу. Ну представь: ты всю жизнь кладёшь на алтарь заблуждений, отрезая от

себя целый мир, отгораживаясь шорами невежества. Тебе нельзя сомневаться, нельзя задавать вопросы, ты обязан только лишь… верить… А в итоге по воде

ходят три отшельника, которые всю свою жизнь жили свободно, не преклоняя

колен и не распростершись перед алтарём. Учитывая характер Фландрия, могу

представить, как у него тогда припекло одно место.

Куто рассмеялся собственному умозаключению.

– Куто, – голос Гайгера звучал тихо, но в нём заметно прибавилось

решимости, – я ничего не помню…

Куто посмотрел на музыканта. На этот раз на лице мужчины не было

привычной, казавшейся нескончаемой улыбки. Серьёзный, проникновенный

взгляд, плотно сжатые губы. Мужчина небрежно прикоснулся рукой к голове.

– Это нормально, маэстро… – необычно спокойным тоном проговорил он. —

Должно быть, пугает немного, но так, в принципе, и должно быть.

– Должно быть? – удивился Гайгер. – Но я не понимаю…

– Я тебе уже говорил, – прервал скрипача Куто, – ты всё поймёшь, когда мы

прибудем к месту назначения и… всё встанет на свои места.

– Мой ключ…

– Твой ключ в надёжном месте. Ты его получишь, не сомневайся.

– Знаешь… – Гайгер помедлил, подбирая нужные слова. – В ночь перед

твоим визитом я видел кое-что.

К удивлению музыканта, который ожидал совсем иной реакции от своего

спутника, Куто улыбнулся и несколько раз кивнул, словно понимал, о чём тот

хочет сказать.

– Всё должно вернуться на свои места, дружище… – наконец Куто отвёл

взгляд. Очевидно, суета в каюте напротив привлекла его внимание. – Мы уже

рядом.

Меж тем, в соседней каюте моторист Нейл тоже проснулся. К удивлению

священника и послушника, пронырливый моторист откуда-то достал какую-то

бутылку и вручил её священнослужителям, заявив, что с него лично хватит: до

нового рабочего дня оставались считаные часы.

Священник и его послушник не стали противиться, охотно приняв щедрый дар.

Когда Нейл ушёл в свою каюту, Фландрий и Обей заняли свои койки, но Гайгер

уже не питал иллюзий относительно возможности провести в тишине

предутренние часы. Не имея более топлива для возлияний, священнослужители, тем не менее, были в более чем приподнятом духе и

чувствовали себя хорошо.

Сперва они обменялись друг с другом какими-то фразами на латыни. Каждая

фраза сопровождалась смехом. Затем – и этого не ожидал Гайгер, который уже

считал, что пределы скабрёзности данной компании ему известны, —

священник и послушник затянули весёлую, но пошлую песню, авторство

которой разумно не раскрывалось.

«Два монаха в одну ночь трахнули аббата дочь,

А аббат тот говорит – Я на вас, сыны, сердит!

Наложу епитимью, коли сразу не убью!

Знаю – это будет грех, сладок плод земных утех!

Кайся поп – простят грехи, главное чтоб цвели верхи!

Важно – чтоб мокро внизу, коли в ад я попаду!»

Куто, слушая это творчество, не мог удержаться от смеха, что не укрылось

от внимания раззадорившихся священнослужителей. Отец Фландрий был

совсем не против, его лицо, обрамлённое сединой, раскраснелось, и Гайгер в

каой-то момент подумал, что священник может быть совсем недалеко от

инсульта, что было бы весьма неудобным обстоятельством при той работе, что

он делал. С другой стороны, при Фландрии был его верный послушник.