– Может быть, я к этому и стремилась. И, кроме того, я ведь даю только дельные советы.

– А то мы не знали, где лучше стоять, – огрызнулся Олег.

– Ещё пять минут – и приходите, – раздался голос Марины. – Но не все. Для начала четверо. Ложки и кружки с собой.

– Не буду спешить, – сказал Олег. – Пойду во вторую смену… А где, кстати, обещанные вами шлюхи? Очень хочется на них взглянуть, хотя бы одним глазом. Я плохо представляю, как выглядит сфера обслуживания высокопоставленных особ.

– Какие шлюхи? При такой жаре, да при таких соседях? Вон, смотрите: сидят двое приличных мужчин – Арнольд и Станислав. Болтают о чём-то и на нас даже не смотрят. А между тем, один из них – мой бывший воздыхатель, а другой – нынешний. Оба, кстати, неженаты. И обратите внимание: ни тот, ни другой не проявляют никаких признаков ревности. Знаете, почему? Я их отучила.

– И, небось, оба считают, – тут Олег непроизвольно зевнул, – что вы существенно обогатили их опыт.

Эльвира не ответила. Видимо, она была немного раздосадована слишком скупой реакцией Олега. Но ему неожиданно захотелось вздремнуть, да и слова Эльвиры почему-то вызвали у него только любопытство, а не удивление, будто он был готов к её откровенности.

– Вы тоже разведены? – не столько спросила, сколько подвела итог Эльвира. – Впрочем, мне-то какая разница? Когда появилась я, Арнольд был женат… Ладно, можете часок поспать. А я проголодалась.

Она легко вскочила на ноги и пошла на запах ухи. Настя и Анна Георгиевна молча проводили её взглядами. Когда Эльвира оказалась в своей компании, Настя подползла к Олегу, намереваясь что-то сказать. Но бессонная ночь свалила его в секунду. Он спал. Прибой, оживлённый бризом, достигал его ног. Рядом с Олегом остался впечатанный в песок профиль лежавшей Эльвиры.

15 июля, 19.45

За два часа послеполуденной работы группа во главе с ПАФом полностью раскопала половину периметра кладки – остатки одной стены. Внутри помещения пока ничего не нашли. Но это предстоит сделать завтра. ПАФ сказал, что такое он уже видел возле Керчи и на Казантипе. «Так это киммерийцы? Или уже боспорское время?» – спросил Костя. «Думаю, и то, и другое; поздние киммерийцы», – ответил ПАФ и выклянчил у Анны Георгиевны вторую за этот день сигарету.

Вечером археологи со столичным «бомондом» доедали уху.

– Денисыч, ты не перегрелся? – громко осведомилась Анна Георгиевна и пустила ему под нос струю табачного дыма. – Уж звёзды на небе – а ты весь в мечтах о прекрасной незнакомке. Расскажи какую-нибудь басню.

– Неплохая мысль… хотя мечтать, конечно, веселее. По случаю археологической находки надо бы вспомнить что-то достойное.

– Мы тебе внимаем.

– История серьёзная. Её герой – дед Василий.

– Иваныч? – хихикнула Эля.

– Петрович. Но ты почти угадала. Он в Гражданскую воевал в двадцать пятой дивизии, у настоящего Василия Ивановича. Этот дед жил на окраине города в своём доме, а я и мой товарищ, тоже студент, снимали у него флигелёк. «Коммунистов» Василий Петрович не жаловал и уважительно отзывался только о Ленине и Чапаеве. Даже Фурманова недолюбливал. После контузии у него стала болеть голова и, вероятно, это как-то повлияло на его способность предугадывать будущее. Сначала, в сентябре тридцать седьмого года, он сбежал в другой город и устроился там помощником машиниста паровоза. Новой работой, к слову, был доволен, хотя помимо главной обязанности – то есть «смотрения» на дорогу с левой стороны – он должен был на подъёме бежать перед паровозом, держа ведро с песком, и сыпать песок на рельсы. Василий Петрович, тогда ещё просто Вася, долго не мог понять, зачем он удрал. Ну, было какое-то беспокойство и желание к «перемене мест». И лишь через год узнал, что за ним на старый адрес «пришли» уже через день после бегства. А железнодорожников никто не трогал. Их и на войну не брали. Второй раз он удивился в августе сорок первого, когда в разгар всеобщей паники и безостановочного отступления наших войск ему внезапно привиделась победа. Но в сорок первом он своё виденье уже осмыслил и выразил это такими словами: «Я успокоился, потому что появилась полная уверенность: мы победим». В третий раз он услышал подсказку незадолго до смерти Сталина. К сожалению, я тогда не уточнил, когда именно – в пятьдесят третьем году или раньше. Он понял, что дни «вождя» сочтены, но почему-то думал, что тот умрёт летом, а не в начале весны. А вот четвёртая подсказка была проверена уже мною, а не им. Василий Петрович сказал, что примерно в шестьдесят девятом году он уже знал – именно «знал», это его слово – о грядущем распаде Советского Союза, которое должно состояться примерно через двадцать лет. Я думаю, что подобных озарений у него было больше. Но рассказал он только об этих, исторических.