Окружим себя сказочной роскошью, приобретём целые музейные ансамбли всякой всячины для ублажения своих ненасытных червей, значит, нет и уже не будет у нас собственной жизни: мы принесли её в жертву чему-то крайне хлюпкому, штормовому (слава, зависть, удовольствие, хотение), на осмеяние судьбы и памяти. Отныне жизнь принадлежит нашим вещам, экспонатам под оглушительно-пугающей сигнализацией с тыкающимся в самый наш нос предупреждением: «Руками не трогать», а мы лишь музейные работники, служки, крепостные, им прислуживающие. Придётся признать, как ни выкручивайся оправданиями:

В итоге в нашем постройневшем от ненасытности кошельке останется совсем немного месячной в лучшем случае или дневной в худшем случае мелочи нашей жизни, на которую уже и купить для себя нечего – все значимые купюры лет давно потрачены, а новые, как известно из уроков биологии, не зарабатываются при всём нашем желании обогатиться. Мошна наша уже практически пуста, наши годики спели нам красивым тенором или сопрано старинные прощальные романсы или баритоном с меццо-сопрано обидные современные частушечные куплеты. Выбирайте сами, воля ваша, кого именно прослушать, ориентируясь строго по своим музыкальным пристрастиям: певцов или куплетистов.

Вот в этот момент из-за угла и появляюсь я, красивый такой, с подзаголовочком под мышкой, да ещё и собственной персоной, здравствуйте, в жёлтом халате, но в белой папахе и на белом коне, честь имею, как когда-то в степях Монголии из-за сопки бесстрашный и весь из себя мистико-харизматический обрусевший барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг, и предлагаю экскурсию за обесцененную мелочь из вашего быстро (но не по моей вине, заметьте) худеющего кошелька жизни, которую не жалко в связи с её мизерным количеством, но которая, возможно, окупится огромными процентами осознания собственной сущности. Я проведу вас по тёмной подворотне собственной жизни, через свой проходной двор выведу, возможно, вас к вашему. Порой кажется, что собственный двор мы знаем как свои пять пальцев, но жизнь нам, на удивление, показывает совершенно обратное. Некоторые из нас, особо самоуверенные и образованные, даже иногда путаются с подсчётом собственных пальцев.

«Неотразимая» Аделаида Каземировна, тихий (с единственным изданным при жизни сборником, ибо часто писала в стол) поэт Серебряного века и мать двоих детей, была арестована представителями новой власти в 1921 году и провела три недели в тюремном подвале крымского Судака, где наглядно смогла увидеть в неадекватных условиях иные, потаённые ракурсы человеческой сущности, что навело её на следующую мысль: [14]«Жизнь, как прожектор, бросает свет то на одну, то на другую грань души человеческой, то неожиданным светом озаряя, то затемняя её собой» [15].

Я не предлагаю вам в подвал для просветления – я рекомендую вам в подворотню; я не ратую за поучительный арест, а ратую за экскурсию. Я для вас изображу из себя тюрьму, чтобы вы смогли посмотреть на мои «затемнения» и попробовать их обойти в себе. Замечали, как нам всегда хочется идти кратчайшей дорогой через двор, и мы, не задумываясь, по привычке, в любую погоду, срезаем путь, ступая по узким дощечкам, положенным прямо на землю в плохо освещённом месте на случай дождя, мы, как эквилибристы на проволоке под высоким куполом цирка, балансируем на них, чтобы не свалиться в грязь. Нам и в голову не приходит, что если взять чуть правее или левее (в каждом дворе по-своему, не угадаешь), то попадём домой по мощёной и освещённой дорожке. Пойдёмте по подготовленному пути, не будем возюкаться в грязи, не будем служить червям их домом, не порадуем их дармовой жилплощадью, да ещё с пансионом.