Веня родился в этом районе, он вырос в этом отдельном мире. Так сложились жизненные обстоятельства у его чистокровно-интеллигентных родителей. Он пропитался с детства специфичным характером этой среды, стал в известном смысле её слепком. И этим сильно отличался от них, родителей, что иногда приводило к конфликтам в семье, особенно во взаимоотношениях с потомственно-академическим отцом. Веня был уникальным ребёнком: словно оправдывая своё имя, безукоризненно воспитанным, с врождённым тактом в стенах дома, но вместе с тем твёрдым, хладнокровным и резким на улице. Он уже с детского сада научился давать отпор, умел постоять за себя. Он делал это чуть ли не ежедневно: по дороге в школу и из школы, по дороге на тренировку и с тренировки. Утром, днём и вечером ему приходилось сталкиваться с местными малолетними бездельничающими стаями и отстаивать словами и кулаками своё право ходить по этой улице, жить в этом доме, вообще – право быть самим собой. Обозвали его друга очкариком – надо объяснить доступными для обозвавших средствами, пусть их будет хоть пяток наглых пацанов, что они не правы. Не уразумели на словах – Веня умел убедить твёрдой силой.

Он был не по годам развитым физически мальчиком. Занятия плаванием, байдаркой, самбо и лёгкой атлетикой очень быстро привели к тому, что значительно расширилась грудная клетка, удлинились рамена, появились грудные и плечевые мышцы, бицепсы и трицепсы, мышцы ног. Один на один с ним вряд ли бы рискнул кто-то связаться не только из ровесников, но и из ребят постарше. Другое дело стая. Но Веня не боялся и стаи, он заставлял её бояться себя. Однажды, лет в двенадцать, он вступился за болезненного, хилого мальчика, который стал объектом насмешек со стороны примерно пятнадцати малолеток. Двум первым, особо задиристым, Веня расквасил носы. Чем бы закончилось Венино вмешательство – осталось неизвестно; скорее всего, его бы побили, и побили бы без сомнения основательно, но, к счастью, вмешались взрослые, увидев потасовку одного против стаи из пятнадцати человек. Евтушенковская «блатная стая», в конце концов, была вынуждена признавать права Вени на собственное мнение из-за страха быть побитой поодиночке. Таким уж он был бесстрашным сызмальства. «Смолоду был грозен он…»

Отпуская Веню гулять на улицу, его родители больше опасались не того, что Веню кто-то обидит, а того, что их сын не даст кому-то спуска за проявление хамства, наглости, невоспитанности, драчливости. Это прозвучит смешно, даже нелепо, но Веня ребёнком, а затем подростком был на своей родной рощинской улице в авторитете, на той самой улице, где жило довольно много действительно «авторитетных» ребят, отсидевших в детских колониях реальные сроки.

В таком режиме Веня жил каждый божий день, поэтому привык чувствовать свою силу, это вошло в его кровь и плоть: сначала силу физическую и психологическую, с годами – моральную и интеллектуальную. И никогда он не оказывался в бессилии, в этом глухом урочище своей воли, какая бы ни была ситуация и в каком бы он ни был состоянии. Никогда и нигде. Каждый раз в нём находились силы найти правильное решение, довести дело до конца, не пасовать перед трудностями, ни у кого не просить помощи без крайней необходимости, даже когда было не по-человечески тяжело, когда уже совсем невмоготу.

Он умел на редкость терпеливо сносить душевную и физическую боль, когда прямо на его руках от сердечной недостаточности умер тесть, когда в период развала страны его первая жена не выдержала унижения и уехала в эмиграцию к родственникам за границу, когда случались острые и длительные приступы почечных колик или подагры. Как-то один молодой ретивый стоматолог удалил ему за один раз целых два зуба мудрости. Если кто не знает, что это за «удовольствие», пусть остаётся в неведении для своего беззаботного существования, будучи избавленным от подобных, и это не будет преувеличением, пыток. Веня всегда терпел до последнего и уступал боли только в тот момент, когда она принуждала его лезть на стену. Да, в этой борьбе с такой невыносимой болью он был бессилен, не мог противопоставить ей свой твёрдый и стойкий нрав. Иные отступали со своих позиций гораздо раньше, Вениамин Ростиславович уходил последним, как легендарный майор из подземного каземата при обороне Брестской крепости, в полном одиночестве, за человеческой гранью, когда остальные в аналогичных обстоятельствах