– А это что – конфеты?

– Они Мышкины. Не против?

Мышь не сразу поняла даже, что обращаются к ней.

– Нет, конечно. Они же твои. Взял и взял… – ему правда не всё равно, что она думает? Помнит ли он вообще, что это был обмен? – А куда мы едем? Раз уж там нужны конфеты…

– Домой, – ответила Соперница.

– К кому-то из вас?

– Не совсем, скорее… – она дернулась, глядя на Цыгана возмущенно, – серьезно?

А тот, устроившись у второго окна, уже сложил руки и закрыл глаза. Будто бы собирался спать.

– Что?

– Ты собираешься это делать прямо здесь?

– А что?

– Действительно. Абсолютно ничего, – Соперница оглянулась нервно, обвела взглядом вагон. Наверняка, думала, что на них все смотрят. Мышь тоже не могла отделаться от этого ощущения. Ладно, может, никто и знает, как медитируют буддисты… да и закона, окончательно запрещающего другие религии, пока что нет… но рядом с Яном – таким вот, опустошенным и пугающим, любая ситуация становилось напряженнее, и любые слова звучали резче, чем должны были. Рядом с таким Яном им всем было плохо. Все хотели помочь ему, но помощи он не просил. Может, не мог. Может, не хотел. А ведь прежде Мышь думала, что он из тех, кто никогда не унывает и всем всегда приходит на помощь, что в их дружбе он будет вечно раздражающе веселым, а она будет беситься и завидовать…

– Нурька, чего сопишь? Сердечко бьется быстро так…

Но ведь от этого… не хуже? Ведь теперь Мышь едет туда из-за него?

На станции, когда они еще ждали Вонючий Корабль, Мышь не удержалась и уточнила:

– Мне точно стоит с вами ехать? А если у меня снова начнется… ну, это?

– У любого может случиться, – Соперница придерживала Яна за локоть. Будто он может упасть. Хотя на ногах, вообще-то, он стоял вполне себе твердо.