– На четвертых, – и хвост не дернулся даже.

– Только через час, – предупредил Ян, – мне надо… это что, крошки? У меня крошки в волосах?

– Нет, нет! – в один голос затарахтели девушки, – ну что ты, какие крошки? Ты чистый, только умыться, синяк замазать… А Нуря? Что с ней теперь делать?

Ян вздохнул.

– И ее берите. Купим шампунь от блох.

… такие недели перестают быть семи днями, завернутыми в круговорот быта. Впечатления от них сменяются, как виды – за окном электрички, и ты… ты какой-то другой, новый человек, не тот, что был раньше, не тот, что будет после, когда всё это закончится.

Мышь не в первый раз видела в отражении чужое лицо, но сейчас все было иначе. Сейчас через выключенный экран мобильного она подглядывала за Яном. Он сидел у окна, пялясь в мелькающий пейзаж ничего не выражающим взглядом. Не двигались даже зрачки. Он будто дремал, но Мышь знала, что это не дрёма, что мозг его сейчас очень активно работает, просто… вхолостую. Перевязанный хвост лежал рядом. Не человек – только его тень.

Когда они только вошли в вагон, он достал пачку влажных салфеток и обработал свое место, будто не замечая косящихся на него бабулек и дачников. Потом принялся за окно, выковыривая вековую грязь из серой рамы. Мышь хотела сказать, что это бесполезно и здесь в любом случае воняет, но Соперница сказала: «пусть делает». Будто знала, что лучше для него. Или специально хотела позлить. Или…

Ладно, Мышь понятия не имела, зачем согласилась сесть в этого вонючего монстра, который с грохотом одну за другой пересекал невидимые границы жилых островов. Это ведь так происходит, да? Между этими точками-станциями нет другой жизни, нет никакого пространства? Это всё – острова в бесконечном море, и никакие виды за окном не смогут ее разубедить. Нет? И ладно. Зато думая об этом, Мышь меньше психовала и почти не представляла то расстояние, на которое этот вонючий корабль отвез ее от родного Села.

Завернутая в полотенце Нурька сопливо чихнула, вызвав у бабульки по соседству приступ умиления.

– Она не заболела? – тревожно вскинулся Цыган.

– Нос холодный, – Соперница, держащая собаку на коленях, обтерла влажную лохматую морду.

– Точно холодный?

– Хочешь сам взять? Давай, держи.

– Я говорил, нужно сначала просушить…

– Ты сам взял билеты на это время, – она потерла собаке полотенцем между ушами, та зафырчала и встряхнулась. Капли полетели в Яна, но тот даже не дернулся. Кошмар.

– Хочешь чипсов? – предложил Цыган, – они вредят, конечно, но я купил пачку, пока вас ждал.

– Я думала, в буддизме нет запретов на пищу, – удивилась Соперница.

– Не карме вредят, Лен. Желудку. Ты хоть представляешь, сколько там опасных добавок?

Ян ухмыльнулся то ли своему отражению, то ли пустоте, в которую пялился, и поморщился. Видимо синяк заболел. Хорошо, что они его замазали, а то бы люди пялились еще…

– Я после сегодняшнего нескоро еще чипсы смогу есть.

Мышь подобрала хвост. Даже от таких слов ей стало некомфортно. И страшновато. И остальным тоже, вон, как засуетилась Соперница.

– Так, давайте переложим всё в одно место, а то неудобно с пакетами. Смотрите, я на вокзале купила печенье к чаю, еще сок… Мышь, подержишь Нурю? Я твой рюкзак возьму, Ян, можно? – тот ничего не ответил, только пожал плечами. Он не отвернулся от них – так можно было бы предположить, что он обиделся. Но нет, Ян смотрел. Просто смотрел. А потом – снова в окно.

Лена переложила все покупки в его рюкзак. Так по-собственнически. Так неприятно.

– Немного ты одежды взял…

– У меня всё там.

–