Выбрав свободный кусок травы для нашего покрывала, мы быстро-быстро разделись и по нестерпимо горячему для босых ног песку побежали к воде, что плескалась и взлетала брызгами под неумолчный визг, крик и хохот колошматящих её купающихся.

Лето! Ах, лето!.

Потом выяснилось, что дядя Толик даже и не знал о существовании той исчезающей дороги под насыпью, ведь пролетая под мостом на проспекте Мира, его мотоцикл за пару секунд оказывался у ромненской трассы, до которой пешком шагать метров двести…

В клубном списке фильмов на июль стояли «Сыновья Большой Медведицы» и мы с Чепой решили сходить, потому что это кино про индейцев с участием Гойко Митича.

Конечно, в списке таких подробностей не было, но фильмы в Клуб КПВРЗ попадали месяц, а то и два спустя после показа их в кинотеатре Мир, на площади Мира, или кинотеатре имени Воронцова, на Площади Конотопских Дивизий.

Вот только в Мире билет стоил пятьдесят копеек, а в Воронцове тридцать пять, тогда как в Клубе хватало и двадцати.

В тот воскресный день мы втроём – Куба, Чепа и я – ещё смотались на Кандыбино на великах.

Мы плавали там среди купающихся, или выстраивали трамплин друг для друга, когда двое, стоя по грудь в воде, сцепляют кисти рук в замóк, чтоб третий, взобравшись на сцепку, мог нырнуть в глубину, или играли в «пятнашки», хотя под водой за Кубой невозможно угнаться.

Потом оба мои друга затерялись где-то в толпе купающихся.

Я поискал их среди визгов, брызгов, всплесков, но не нашёл и тогда поплыл на другой край озера, к дамбе рыбных озёр.

Там пара пацанов удили рыбу, выжидая удобный момент закинуть удочки в зеркально карповый рай по ту сторону дамбы.

Чтоб не распугивать им рыбу, которая водилась и с пляжной стороны, я поплыл обратно, где, прочесав ещё раз, но безрезультатно, толпу в воде, решил, что с меня хватит.

Когда, дрожа плечами и весь в пупырышках гусиной кожи, я вышел на горячий песок пляжа, они примчались от смородиновых кустов с почти уже сухими волосами.

– Ты где пропал? Мы опять заходим – погнали!

– Да вы шо? Я т-токо-токо вылажу!

– Ну, так шо? Пошли!

– А! Погнали наши городских!

И мы втроём, взбивая ногами пенные всплески, побежали на глубину – нырять, вопить и брызгаться.

Лето, оно тем и лето, что лето…

Куба в кино не захотел – он его уже видел, и Чепа тоже передумал, но меня это не остановило и я решил взять у мамы двадцать копеек и сходить на шестичасовой сеанс.

Баба Катя сказала, что родители и брат с сестрой куда-то ушли пару часов назад.

Ну, ничего, до сеанса ещё целых три часа, они наверняка вернутся.

На исходе третьего часа меня охватило неудержимое беспокойство.

Где же они, где?

Я снова спросил об этом, на этот раз уже у тёти Люды, на что она с полным безразличием и какой-то даже злостью ответила:

– Я б и тебя не видела.

Когда дядя Толик уезжал на рыбалку, она всегда была такая.

Прошло ещё два часа и я бы мог отправиться в Парк посмотреть фильм с дерева, но мне уже не хотелось никакого кино.

На меня навалилось чувство какой-то неотвратимой и даже уже свершившейся катастрофы, мерещился вылетевший на тротуар грузовик, сирена «скорой».

Ясно одно – у меня не осталось уже ни родителей, ни брата с сестрой.

Сгустились сумерки, дядя Толик приехал с рыбалки и зашёл в хату, а я так и сидел на траве рядом с Жулькой, раздавленный своим горем и одиночеством.

И когда уже совсем поздно звякнула клямка калитки, послышался весёлый голос мамы и Сашка с Наташкой забежали во двор, я бросился навстречу, раздираемый радостью и обидой:

– Ну, где же вы были?!

– У дяди Вади. А ты что такой?

Взрыднув, я начал сбивчиво бормотать про сыновей медведицы и двадцать копеек, потому что не мог объяснить, что мне целых полдня пришлось быть круглым сиротой потерявшим всех своих родных и близких, не знающим как ему жить дальше без семьи.