Там мы долго блуждали и вместо малины нам попадались лишь кусты волчьей ягоды, а её есть нельзя – она ядовитая.

Наконец, нам это надоело и командир признался, что не может найти обещанного малинного места.

Ему сказали: «эх, ты! тоже мне!», и мы опять стали блуждать по лесу, покуда не вышли к колючей проволоке.

Следуя путеводным колючкам лагерного ограждения, мы вышли к знакомой уже тропе и воспрянувший духом командир отдал команду строиться.

Похоже, начнём играть в «войнушку».

Мы исполнили команду и встали в шеренгу вдоль тропинки, прижимая к животам сучкастые автоматы.

И тут из-за густого куста, с воплем «бросай оружие!», вдруг выпрыгнули две взрослые женщины, лагерные воспитательницы.

Мы ошарашенно обронили свои палки и, уже уже готовым строем, были отконвоированы к воротам лагеря.

Одна шла впереди, вторая замыкала нашу шеренгу…

На вечерней линейке директор объявил, что случилось ЧП, и что родителям сообщат, и что будет поставлен вопрос об исключении нас из лагеря.

После линейки мои брат с сестрой подошли ко мне из своего младшего отряда:

– Ну, тебе будет!

– А!– отмахнулся я, хоть и страшился неопределённости наказания за постановку вопроса об исключении.

Эта неопределённость мучила меня до конца недели, когда снова настал родительский день и мама привезла сгущёнку и печенье, но ни словом не помянула мой проступок.

Мне отлегло, а когда родители уехали Наташа рассказала, что мама уже знала о случившемся и, в моё отсутствие, расспрашивала кто ещё ходил в бега со мною, а потом сказала папе:

– Ну, этих-то не исключат…

В конце лета в жизни Квартала произошло изменение, утром и вечером во двор стала приезжать машина для мусора, она громко сигналила и жильцы домов несли к ней свои мусорные вёдра.

Железные ящики из мусорки позади нашего дома куда-то увезли и заколотили её ворота досками…

В сентябре на длинном поле от Бугорка до мусорки тарахтел и лязгал бульдозер, передвигая горы земли. После него осталось голое земляное поле, метра на два ниже прежнего, в следах от его гусениц…

Ещё через месяц был воскресник для взрослых, но папа разрешил и мне пойти с ним.

За соседним кварталом на опушке леса стояло длинное здание похожее на барак в пионерлагере и люди воскресника начали его бить и разваливать.

Папа забрался на самый верх, он ломом сбрасывал целые куски крыши и при этом покрикивал:

– Эх! Ломать не строить! Душа не болит!

Мне воскресник не очень понравился – отовсюду гонят, чтоб ты близко не подходил, а просто слушать как визжат гвозди, когда их вместе с досками отдирают от балок, быстро надоедает.

( … теперь вот никак не вспомню – накануне воскресника, или сразу после него, Никита Сергеевич Хрущёв был свергнут с поста главы правительства и самым главным в СССР стал Леонид Брежнев.

И это когда до коммунизма оставалось всего-то восемнадцать лет…)

В своей весьма полезной книге, Сетон-Томпсон настаивает, что луки надо делать непременно из ясеня.

Но где тут его найдёшь, ясень-то? В лесу одни только сосны да ели, а из лиственных – берёза с осиной, а всё прочее уже кустарник.

Так что луки, по совету соседа по площадке Степана Зимина, я делал из можжевельника.

Можжевельник нужен не старый, тот слишком ветвист, и не слишком толстый, а то не согнуть.

Полутораметровое деревце в самый раз – лук получится упругим и сильным.

Пущенная из него стрела взовьётся в серое осеннее небо метров на тридцать – едва разглядишь, – а потом отвесно упадёт и воткнётся в землю, потому что наконечником у неё гвоздь примотанный изолентой.

Саму стрелу надо делать из тонкой штукатурной рейки, которую для этого нужно продольно расщепить и обстругать ножом округло.