Пол вестибюля покрывали квадратики плиточек, а в двух коридорах расходящихся к крыльям здания их сменял лоснящийся паркет скользко-жёлтого цвета.

Ряд широких окон, вдоль каждого из коридоров, был обращён внутрь охваченного зданием пространства, но двора там не было, а просто росли, как попало, молодые тонкокожие сосны.

В коридорной стене напротив окон изредка встречались белые двери с номерами и буквами классов.

Такая же планировка продолжалась в левом коридоре и после поворота в оставшуюся палочку от «Ш», но в правой классы сменялись спортзалом школы, высотой в оба её этажа, в котором имелась также сцена с занавесом и пианино, потому что иногда спортивный зал превращался в актовый.

Второй этаж, куда вели лестничные марши из левого угла «Ш» лишённой средней палочки, в точности повторял планировку первого.

Только наверху уже, конечно, не было вестибюля с барьерчиками раздевалки и никелированными вешалками для шапок и пальто учеников, вместо этого из края в край второго этажа тянулся длинный-предлинный коридор с частыми окнами в левой стене и более редкими дверями в правой.

Зимой, когда в школу ходят не в ботинках, а в валенках, то здоровски получалось скользить с разгону по коридорному паркету пола, если, конечно, на валенки не обуты чёрные резиновые калоши.

Сперва мои валенки своим краем натирали мне позади коленок, но папа надрезал их войлок сапожным ножом; он умел всё-превсё и знал как что делается…

Зимой в школу приходишь затемно.

Иногда я бродил по пустым ещё классам, просто так, или чтоб ещё раз заглянуть во внутреннюю полость небольшого бюста Кирова на подоконнике в 7-м классе, изнутри очень похожего на нутро фарфорового щенка в комнате родителей.

Однажды, включив свет в 8-м, на учительском столе я увидел забытое яблоко из воска.

Нисколько не сомневаясь, что это не настоящее, я держал его на ладони, но оно казалось таким манящим и сочным, и как бы даже светилось изнутри, что, не удержавшись, я куснул неподатливо твёрдый воск, оставляя вмятины от зубов на безвкусном боку.

Стало стыдно, что я, как маленький, поймался на яркую подделку, но кто видел?

Я выключил свет и тихонько вышел в коридор…

( … спустя 25 лет, в школе карабахского села Норагюх я увидел точно такой же муляж из воска, с отпечатком детского укуса, и понимающе усмехнулся – а я тебя видел, пацан!..)

У детей любых времён и всех народов есть очень сходные черты, например, любовь к игре в прятки.

В прятки мы играли не только во дворе, но и дома – нас же трое! – а иногда даже с участием соседских детей: Зиминых и Савкиных.

Конечно, дома не слишком-то много укромных мест.

Ну, под родительской кроватью, или за углом шкафа… ах, да! – ещё занавесочный гардероб в прихожей.

Его папа сам сделал.

Металлическая стойка в углу напротив входной двери и два прутка, скрепляющие верхушку стойки со стенами, отделили немалый параллелепипед пространства.

Осталось только накрыть его куском фанеры сверху, чтобы пыль внутрь не садилась, и пустить по пруткам колечки с ситцевой занавесью до пола, за которой на окрашенную стену прибита досочная вешалка с колышками для пальто, а на полу под ними стоит плетёный сундук из гладких коричневых прутьев, но и для обуви много много остаётся много места.

Вобщем, особо так и негде прятаться, но играть всё равно интересно.

Затаившись, вслушиваешься в осторожные шаги водящего, а потом летишь наперегонки к валику дивана в детской – постукать и крикнуть: «тук-тук! за себя!», чтоб не тебе водить в следующем кону.

Но один раз Сашка спрятался так, что я не смог его найти: он прямо-таки испарился.