Когда они дошли до ее студии, Артем задержался у двери. "Вы работаете здесь?" – спросил он, оглядывая пространство, где царил легкий творческий беспорядок: чертежи, эскизы, небольшие модели из гипса, инструменты для работы со стеклом. Запах свежей краски и чего-то похожего на озон – возможно, от работы с электроинструментом – наполнял воздух.

"Да. Это моя основная мастерская и место для вдохновения," – Лея кивнула, чувствуя, как часть ее защитной оболочки истончается. Это было ее личное пространство, ее святилище, и его присутствие здесь, в самом сердце ее мира, ощущалось почти интимно.

Артем прошел внутрь, его взгляд задержался на большом мольберте, где стоял незаконченный эскиз новой инсталляции. Это была композиция из хрустальных сфер, расположенных по спирали, символизирующих цикличность времени и бесконечное движение. "Красиво," – пробормотал он, его голос был мягким, почти нежным. – "Кажется, вы продолжаете работать с концепцией времени. Это всегда было вашей страстью".

Лея смутилась. Он помнил. Помнил ее студенческие разговоры о времени, ее ранние попытки воплотить эту идею в архитектурных проектах. "Время – это все, что у нас есть, Артем. И то, что мы с ним делаем, определяет нашу жизнь," – ответила она, не глядя на него, ее взгляд был прикован к эскизу.

"Согласен. Но время – это еще и великий реставратор," – он подошел ближе к эскизу, его пальцы чуть дрогнули, едва не коснувшись бумаги. "Оно может разрушать, но оно же может и исцелять. И иногда, чтобы исцелиться, нужно дать времени… время. И позволить себе быть хрупким".

Его слова были как удар. "Позволить себе быть хрупким". Это было то, чего она избегала больше всего на свете. После того, как ее хрупкость разбилась вдребезги десять лет назад, она поклялась себе никогда больше не быть такой. Она выстроила вокруг себя броню, чтобы никто и ничто не могло причинить ей боль.

"Хрупкость – это слабость," – жестко ответила Лея, наконец посмотрев на него. В ее глазах блеснул вызов.

Артем покачал головой. "Нет, Лея. Хрупкость – это не слабость. Это истинная природа всего прекрасного. Хрусталь хрупок, но он преломляет свет так, как не может ни один другой материал. Цветок хрупок, но он обладает невероятной силой расти сквозь асфальт. А сердце… сердце тоже хрупко, но именно в его хрупкости заключена способность любить, чувствовать, переживать. Отказываясь от хрупкости, мы отказываемся от части себя".

Его слова пронзили ее насквозь. Это был не просто разговор о реставрации здания, это был разговор об их собственных, разрушенных душах. Артем, философ до мозга костей, всегда умел облекать свои мысли в такие формы, которые попадали точно в цель.

Тишина снова повисла в воздухе, но на этот раз она была наполнена не напряжением, а чем-то другим – пониманием, возможно, даже зарождающимся доверием. Лея чувствовала, как под его словами тает лед, который она так долго наращивала вокруг себя.

"Что ж, думаю, я получил достаточно информации для начала," – Артем сделал шаг назад от мольберта, возвращаясь к деловому тону, но его глаза все еще смотрели на нее с нескрываемой проницательностью. "Я составлю предварительный план работ и свяжусь с вами. Нам нужно будет согласовать график обследования и, возможно, временное закрытие некоторых частей галереи".

Лея кивнула. "Хорошо. Я готова к сотрудничеству. Чем быстрее мы начнем, тем лучше".

"Согласен. И… Лея," – он остановился у двери студии, его взгляд задержался на ней в последний раз, – "Спасибо, что позволили мне прикоснуться к вашим "Осколкам Времени". Они… впечатляют".