"Конечно. Галерея в вашем полном распоряжении," – Лея сделала жест рукой, приглашая его пройти. – "Я здесь, если у вас возникнут вопросы". Она чувствовала себя манекеном, идеально застывшим на витрине, пока ее внутренний мир сотрясался от скрытых эмоций.
Артем достал из портфеля небольшой лазерный дальномер, блокнот и карандаш. Он начал методично обходить зал, измеряя, записывая, делая пометки. Он не торопился, двигался медленно, словно каждый сантиметр старого здания был для него ценным артефактом, требующим внимательного изучения. Его движения были точными, выверенными, каждое из них говорило о многолетнем опыте и глубоком знании своего дела. Лея не могла оторвать от него глаз. Его профиль, чуть нахмуренные брови, сосредоточенный взгляд – все это было до боли знакомо и одновременно чуждо. Человек перед ней был тем же, и все же совершенно другим. Время, это неумолимое время, наложило на него свою печать.
Пока он работал, Лея невольно вспоминала. Десять лет назад он был студентом-философом, увлеченным идеями о времени, пространстве и влиянии прошлого на настоящее. Он не строил здания, но уже тогда в его словах, в его мыслях чувствовалась какая-то внутренняя архитектура, удивительная структура, способная соединять, казалось бы, несоединимое. Он говорил о том, как старые дома хранят память о живших в них людях, как стены пропитываются эмоциями, как пространство может быть наполнено не только физическими объектами, но и невидимыми энергиями. Тогда она, будущий архитектор, слушала его, затаив дыхание, видя в его словах поэзию, которая могла бы стать фундаментом для ее собственных творений.
Теперь он воплощал эти идеи в жизнь. Реставрация. Это слово приобрело для нее новый смысл. Это было не просто восстановление физических конструкций, это было воскрешение памяти, попытка вернуть к жизни то, что казалось навсегда утраченным. Ирония судьбы заключалась в том, что он, человек, который когда-то разрушил ее собственную "архитектуру души", теперь занимался ее восстановлением, пусть и на другом, внешнем уровне.
Артем дошел до центральной инсталляции Леи – "Осколки Времени". Он остановился, и его взгляд, до этого сосредоточенный на стенах, вдруг смягчился. Он провел рукой по воздуху, не касаясь стекла, словно ощущая невидимую энергию, исходящую от тысяч хрупких фрагментов. Лея задержала дыхание. Это было ее личное, ее самое сокровенное творение. И то, как он смотрел на него, говорило ей больше, чем любые слова. Он видел не просто стекло. Он видел ее боль, ее путь, ее попытку собрать себя по крупицам.
"Это… очень сильно," – наконец произнес Артем, его голос был тихим, почти шепотом. Он не смотрел на нее, его взгляд был прикован к инсталляции. – "Хрупкость времени? Отличный выбор названия. Здесь чувствуется… прошлое. И попытка его осмыслить".
Лея почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки. Он понял. Понял без слов, без объяснений. И это было одновременно пугающе и невероятно притягательно. "Спасибо," – только и смогла вымолвить она, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул.
"Вы использовали только новые осколки, или здесь есть и старые?" – он повернулся к ней, и на этот раз в его глазах читался не просто профессиональный интерес, а нечто более личное, проницательное. Казалось, он задает вопрос не о стекле, а о ней самой.
"В основном новые," – Лея постаралась улыбнуться, – "но несколько фрагментов… да, они очень старые. Из тех, что я нашла, когда мне было… ну, очень давно". Она не стала вдаваться в подробности, не стала говорить, что эти "старые" осколки были взяты из вазы, которую он когда-то подарил ей, и которая разбилась в день их расставания. Это было бы слишком. Слишком личным.