Ветер вдруг усилился. Хотя, вроде бы, прям только что была нормальная обычная погода. А тут – порыв, резкий, холодный, пронизывающий. Листья закружились в воздухе, ветви деревьев закачались, фонари на улице замигали. А Джессика… все стоит, не двигается, рука на калитке. Словно… замерзла. Или… окаменела.

Вдруг… калитку словно кто-то толкнул изнутри. Или… открыл невидимый замок. Она медленно, со скрипом, начала приоткрываться. Сначала на сантиметр, потом на два, потом… шире и шире. Пока не распахнулась совсем. Словно… приглашая нас войти.

Джессика отдернула руку от калитки, открыла глаза. Посмотрела на нас. И… я увидел. В ее взгляде – напряжение. Сильное, нескрываемое напряжение. Но не страх. Скорее… решимость. И… какое-то странное выражение, которое я не мог понять. Будто она что-то знает. Что-то, чего не знаем мы.

– Ну что, – сказала она, тихо, но твердо. – Идем?

Оливия и Сэм переглянулись. Я пожал плечами. Что тут скажешь? Калитка открыта, обратного пути нет. Или… есть? Оливия же предлагала вернуться домой. Может, еще не поздно? Но… что-то меня держит. Любопытство? Азарт? Или… чувство долга? Перед этим пропавшим мальчиком, перед Джессикой, перед самим собой? Не знаю. Просто… не могу отступить. Не сейчас. Когда мы уже так близко к разгадке. Или… к опасности?

– Идем, – ответил я, делая шаг вперед. – Раз уж пришли – надо идти до конца. Иначе зачем все это было?

Мы вошли на территорию особняка. Тропинка, ведущая к дому, заросла травой и опавшими листьями. Кусты по бокам дороги тянули к нам свои корявые ветви, словно пытаясь схватить за одежду. Атмосфера… жуть. Тишина, нарушаемая только завыванием ветра и скрипом старых деревьев. И ощущение… что за нами наблюдают. Словно чьи-то невидимые глаза следят за каждым нашим шагом. Бррр. Не по себе, если честно.

Оливия вдруг остановилась и показала на камеру. На маленьком экранчике – изображение входной двери особняка. И… движение в окне. На втором этаже, в левой части дома. Тень мелькнула, словно кто-то прошел мимо окна. Быстро так, незаметно. Но камера зафиксировала.

– Видели? – шепотом спросила Оливия, показывая нам экранчик. – Там кто-то есть. В доме. Кто-то… движется. Или… это глюк камеры?

Мы посмотрели в окно. Пусто. Темнота за стеклами, ничего не видно. Никакого движения. Только отражение тусклого света фонарей на улице. Глюк камеры? Или… призрак? Или… кто-то живой? Кто-то, кто наблюдает за нами изнутри особняка?

Оливия попыталась прокрутить запись назад, чтобы посмотреть еще раз. Но… файл не открывался. Ошибка какая-то. Телефон написал, что файл поврежден. И все. Запись пропала. Как будто ее и не было.

– Да ну на фиг! – выругалась Оливия, раздраженно. – Опять эта чертова техника! То записи исчезают, то файлы повреждаются… Да что ж такое-то! Ненавижу!

– Может, это не глюк техники, – тихо сказала Джессика, глядя на дом. – Может, это… они не хотят, чтобы мы снимали? Может, они… прячутся?

– Да брось, Джессика, – отмахнулась Оливия. – Не начинай опять про мистику. Просто камера барахлит. И все. Не надо тут теории заговора строить. Пошли уже, а то так до утра тут проторчим.

Она решительно направилась к дому. Сэм и Джессика поплелись за ней. Я задержался на секунду, оглянулся назад. Темнота, ветер, жуткий особняк, молчаливо возвышающийся над нами. И ощущение… что мы делаем что-то не то. Что лезем туда, куда не следовало бы лезть. Но… отступать уже поздно. Или… еще нет?

Все вместе подошли к входной двери. Большая, двойная, из темного дерева, с массивными металлическими ручками. Выглядит… запертой. Но Оливия дернула за ручку – дверь поддалась. Легко так, без скрипа, без усилий. Открылась внутрь, в темноту. Словно… приглашая нас войти. Или… заманивая в ловушку?