– Нет, тогда их проще чистить. Настоящий гурман, говорил он, должен ловить их во время грозы – тогда у них появляется «пикантная электрическая нотка».

Томлин представил себе человека, болтающегося на веревке под грозовой тучей с сачком в руках. Картина была настолько живой, что он не заметил, как они подошли к городским воротам.

– И он пропал во время… устричной охоты? – осторожно спросил он.

Морвен сделала паузу. Ее силуэт дрогнул, как отражение в воде.

– Нет. Он пропал во время обычного рейса. Перевозил мешки с кофе.

Ворота скрипнули. Из калитки высунулся стражник с лицом, напоминающим переспевшую сливу.

– Чё надо?

Томлин и Морвен переглянулись.

– Поесть! – одновременно сказал Томлин.

– Гостиницу ищем! – бодро сказала Морвен.

Стражник медленно перевёл взгляд с Томлина на пустое место рядом с ним (призраков, видимо, не видел) и обратно.

– …вам сначала поесть или сначала поспать?

– Да, – кивнул Томлин.

Порт встретил их ароматом, который можно было описать только как «мёртвый краб в луже рома». Торговцы орали так, будто их резали, матросы спорили так, будто вот-вот начнут резать друг друга, а под ногами хлюпало нечто, во что Томлин предпочёл не всматриваться. Где-то вдали чайка с криком вырвала у старика селёдку – видимо, местные птицы тоже жили по понятиям.

– Итак, – Морвен парила рядом, осматриваясь с видом знатока, – нам нужно: найти ночлег, не умереть с голоду, выяснить что-нибудь про папин корабль.

– В таком порядке? – уточнил Томлин, уворачиваясь от ведра с помоями, вылитого из окна второго этажа.

– В порядке выживаемости.

Они остановились перед выбором:

Улица – бесплатно, но с риском быть ограбленными ,или того хуже.

«Рыбацкая доля» – дешевая таверна с вывеской, на которой чайка с человеческим лицом клевала что-то подозрительное.

«Серебряный якорь» – выглядела прилично, но явно не для их тощего кошелька.

– Средний вариант, – решила Морвен. – Там хотя бы крыша есть.

– И клопы, – мрачно добавил Томлин, но последовал за ней.

Внутри пахло пивом, потом и ностальгией по свежему воздуху. Бармен «Рыбацкой доли» напоминал того, кто однажды проиграл в карты собственную совесть и даже не заметил потери. Его рукава были закатаны, обнажая татуировку с надписью «Добро пожаловать в ад», а из-за стойки доносилось чавканье – то ли он жевал, то ли там жил кто-то ещё.

– Номер на ночь – пять медяков, – бухнул он, даже не взглянув на них.

Томлин осторожно выложил на стойку:

– У нас есть… эээ… вот это.

Из мешка появился кусок сыра, завернутый в ткань. Твердый, с благородной плесенью, пахнущий травами и терпением – явно работа Гарцеля.

Бармен наконец поднял глаза. Его нос задрожал.

– Это… «Король пастбищ»?

– Вы разбираетесь в сырах? – оживился Томлин.

– Я разбираюсь в краденом. Такой только у графских поставщиков.

Наступила неловкая пауза. Морвен быстро шепнула:

– Скажи, что ты сыровар!

– Я… пекарь – честно признался Томлин.

К счастью, нос бармена победил подозрения. Он медленно протянул руку:

– Три ночи. И никому не говори, откуда это.

Когда они поднимались по скрипучей лестнице, Морвен прошипела:

– Ты идиот!

– Зато честный идиот, – буркнул Томлин, осматривая их «номер» – каморку с кроватью, табуреткой и живописной дырой в потолке.

– О, смотри! – Морвен указала вверх. – Бесплатный планетарий.

Томлин плюхнулся на кровать, подняв облако пыли. Он перевернулся на бок, глядя на мерцающий силуэт.

– Так… как ты вообще… э-э-э…

—Померла? – Морвен закружилась над потухшими углями.– О, это шедевр идиотизма. Представь: папин корабль задерживался, а я решила развлечься в порту.– Её голос приобрел саркастичные нотки. – Устроила соревнование, кто дальше плюнет с крана. Выиграла, кстати.