Пристанище Джунковского – бывший доходный дом Кардо-Сысоева, серая, пятиэтажная громадина. В коридоре сильный запах кислых щей, пять кошек, поглядывающих друг на друга, а возле окна сидит старичок, вбивает гвозди в каблук сапога.

– Дед, не подскажешь, как найти Джунковского? – я дождался, когда он вогнал последний гвоздь.

– Это я и есть, – старичок встал с табуретки. Он положил молоток на подоконник: – Мне брать вещи или так идти?

– Нет, Владимир Фёдорович, никуда идти не нужно. Мне поговорить с вами требуется.

– Тогда милости прошу ко мне,– старик забрал сапог, молоток и табуретку.

Маленькая комната Джунковского была перегорожена занавеской. Он встал к окну, и я смог его разглядеть: длинная седая борода, карие глаза под густыми белыми бровями. Прямо апостол Пётр!

– Владимир Фёдорович, прежде чем мы начнём разговаривать, хочу передать вам письмо от одной нашей общей знакомой, – я расстегнём карман гимнастёрки и достал записку Ираиды Николаевны.

– Володя, кто там? – раздался слабый женский голос из-за занавески.

– Это ко мне пришли, по делу, – Джунковский взял у меня записку. Кивнув на занавеску, шепнул: – Моя сестра, ей нездоровится.

Он прочитал послание моей соседки.

– Как себя чувствует Ираида Николаевна? – Джунковский вернул мне письмо.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– Какие у вас ко мне вопросы гражданин чекист? – Джунковский посмотрел мне в глаза. Он указал рукой на табурет, который принёс из коридора: – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Хочу ознакомить вас с одним документом, и услышать ваше мнение, как бывшего жандарма: подлинник это или подделка? – я подал Джунковскому бумагу из Охранки.

– Иными словами вам требуется консультация специалиста, – улыбнулся старик.

– Да, – кивнул я.

– Ну что ж, из вашего департамента ко мне иногда обращаются за помощью. В своё время даже Дзержинский не гнушался выслушивать мои советы. Правда, в благодарность меня посадили в тюрьму. Ну да Господь вам судья.

Он стал читать документ Ерандакова.

– Подделка, – вернул мне бумагу Джунковский. – Во-первых, в Енисейске не было жандармского отделения, а только розыскной пункт. Делопроизводитель направляющий туда документ, обязан был это знать. Коли запамятовал, загляни в ежемесячник: «Справочник делопроизводства МВД». Во-вторых, документ датирован 12 июля 1913 года, но в июне этого года Александр Михайлович Ерёмин был назначен начальником жандармского управления Великого княжества Финляндского, заведующим Особым Отделом стал Броецкий Митрофан Ефимович, опять же делопроизводитель обязан был это знать. В-третьих, Сталина в этой бумаге именуют «агентом». Это грубое нарушение правил делопроизводства! Лицо, состоящее информатором в Департаменте полиции, надлежало именовать: «секретным сотрудником». И потом, насколько мне известно, в 1913 году Иосиф Джугашвили ещё только взял псевдоним «Сталин». Нам в Департаменте полиции тогда об этом не было ведомо. Вас устраивают мои доводы?

– Вполне, – кивнул я.

– Сплетни о провокаторстве Сталина родились не на пустом месте, – вздохнул Джунковский.

– Я вас не понимаю Владимир Фёдорович! Вы намекаете, что товарищ Сталин был провокатором охранки?! – я покосился на занавеску.

– У меня нет данных, что Иосиф Джугашвили состоял тайным сотрудником в Департаменте полиции, – покачал головой Джунковский. Он приблизился ко мне и зашептал: – Правда, не все агенты числились в картотеке. В 1910 году генерал для особых поручений при министре внутренних дел Александр Васильевич Герасимов заставил заведующего Особым Отделом Ивана Петровича Васильева, держать в своём сейфе дела особо ценных агентов. В 1914 году после выхода Герасимова в отставку, они прекратили сотрудничество с Охранным отделением. Герасимов и Васильев много могли бы рассказать. Не случайно, после Октябрьского переворота они легко получили от руководства большевиков разрешение выехать за границу.