– Ты безумец или великий воин? Если последнее, то почему я не слышал о тебе ранее? Как твое имя?

– Репрев. Так сколько?

– За такую победу вольный боец мог бы получить двадцать пять или тридцать ауреусов, – растерянно произнес незнакомец.

– Значит, если их будет трое, я получу сотню золотых? – жадно обгладывая кость, спросил Репрев.

– Безумный оборванец! Ты – и трое лучших гладиаторов Рима? В своем ли ты уме?! – воскликнул вербовщик.

– Я в своем уме, ланиста, и таковы мои условия: сотня золотых монет и три чемпиона на арене.

Повисла пауза, незнакомец смотрел на наглеца с изумлением, а потом процедил:

– Пусть так и будет. В любом случае я не останусь внакладе. Но чтобы я не выглядел жертвой твоей наглой шутки, пока договариваюсь о бое, ты посидишь в клетке для гладиаторов, дабы…

– Лавка в клетке есть? – перебил собеседника Репрев и лениво потянулся.

– Лавка есть, – уже совсем опешив, выдавил из себя ланиста.

– Мне предоставят оружие или я должен убить их голыми руками? – уже с явной издевкой спросил воин.

– Гладиус сгодится?

– Вполне.

Спустя час Репрев сидел в гладиаторской клетке на скамье, слишком узкой, чтобы поспать на ней, как он планировал, и привычно точил перед боем короткий римский меч. Клинок уже был готов, когда к двери подошли стражники и один из них отпер тяжелый замок. Жестом он пригласил гладиатора выйти из клетки. Репрев молча встал, и они двинулись по коридору к арене. Вдоль стен на скамьях и подстилках стонали изувеченные гладиаторы, весь пол был залит кровью. С арены выносили безжизненные тела, а в проеме выхода гудели опьяненные зрелищем ряды амфитеатра.

Репрев ступил на теплый песок, и солнце на миг ослепило его. Он прищурился, но вот его глаза привыкли к яркому свету. Он бросил взгляд по сторонам и пристально посмотрел прямо перед собой. На арене его ждали все три кандидата, готовые насладиться расправой над наглецом. Это воистину были сильные и опытные воины – рослые, с крепкими телами, покрытыми множеством шрамов, молчаливо говорящих о бессчетном количестве смертельных схваток. Трибуны восторженно ревели. Каждый гладиатор воинственно потрясал своим оружием, раззадоривая собравшуюся на кровавое зрелище толпу.

Репрев молча пошел к ним столь спокойным и уверенным шагом, что соперники невольно прервали свое гарцевание перед публикой и расступились, образуя пространство между собой. Наглый зачинщик обвел их презрительным взглядом с надменной ухмылкой и сделал высокомерный жест, приглашающий к сражению. Так делал его дядя, когда тренировал их мальчишками на деревянных мечах. Всем гладиаторам было знакомо это движение. Оно намекало на то, что с ними собираются не сражаться, а учить их новому приему боя. Озверев от такой наглости, они бросились на него сразу с трех сторон, и в этом была их роковая ошибка. Меч в руках Репрева трижды блеснул в мгновение ока, и все трое оказались мертвы, еще стоя на своих ногах.

Спустя еще миг их безжизненные тела лежали на арене. Трибуны издали надрывный вздох, а потом над ареной повисла гробовая тишина, и казалось, было слышно, как капли крови с меча ударяются о настил под ногами гладиатора. Секунды тянулись вечность, и вдруг трибуны взорвалась ревом восторга, какого, пожалуй, еще не слышала главная арена мира. Это были не просто крики, это была неистовая истерика, перерастающая в потасовки на верхних рядах.

Репрев устремил взгляд на возвышающийся над остальными зрителями подий императора. Александр Север молчал. Казалось, что он был единственным человеком среди всей этой безумствующей толпы, кто молча и пристально рассматривает победителя. Их глаза встретились. Репрев поклонился сдержанным кивком, не отводя взгляда от кесаря, и император одобрительно кивнул ему в ответ. Воин повернулся к выходу и молча пошел прочь. Вдруг он невольно посмотрел налево от ворот, отделявших арену от коридора, и увидел еще одного молчаливого и внимательного зрителя. Все остальные трибуны подернулись мутной дымкой, и виден был только он. Верх его лица скрывал капюшон алой пенулы. Из тени этого полога на Репрева были устремлены ярко-желтые глаза, как показалось воину, испускающие некий зловещий свет. Он задержался на этом взгляде буквально на мгновение, но было чувство, что смотрел значительно дольше. И даже после того, как Репрев ступил в прохладный сумрак коридора, он все еще видел перед собой этот холодный, надменный, но вместе с тем и любопытный взгляд желтых глаз.