– Чтобы надраться вдрызг, одной бутылки мало, – серьёзно заметил Таривил.

– Точно! – Вирлисс воздел указательный палец. – Закажем ещё. Сколько? Десять? Пятнадцать?

Эльф поднялся.

– У меня нет настроения пить. Доброй ночи, лорд Вирлисс.

Вирлисс приподнял бровь и усмехнулся уголком рта.

– Вот славно! Меня оставляют напиваться в одиночестве…

– А зачем вам вообще напиваться?

Вирлисс вздохнул. Тоска становилась невыносимой.

Как ему быть? Не женат, но и не свободен. Стал вдовцом, не быв мужем… И сам себе противен… и нет этому конца!

Сознание, что он докатился до жалости к самому себе, убивало.

Таривил молчал. Сел на диван и сосредоточенно начал подкручивать колки лютни.

– Вы любите Ариэллу? – неожиданно спросил он, не отрываясь от своего занятия.

Вирлисс вздрогнул и изумлённо посмотрел на Таривила, сам не зная, рад он такому вопросу или возмущён им.

– Как у тебя всё просто… – в замешательстве прошептал тариллин, почти против воли отвечая откровенностью на откровенность. – Люблю, не люблю… Это ведь…

– Разве я задал сложный вопрос? – удивился юноша. – Помните, тогда, в коридоре, я спрашивал вас о Фрей. И в ту ночь вы не колебались с ответом.

Вирлисс молчал. Таривил ждал.

– Я люблю Фрей, – наконец произнёс Вир. – Просто временами мне очень тяжело из-за этого.

– Разве любовь может быть в тягость?

– Да что ты об этом знаешь?! – вспылил вампир. – Ты пойди ещё Эету советы давать, как управлять страной! Сначала сопли вытри, щенок!

Таривил поднялся.

– Не смею более надоедать вам, лорд Вирлисс, – сухо проронил он и вышел.

Вампир проводил его холодным взглядом.

– С-советчик… – процедил он сквозь зубы и, резко отвернувшись от двери, подошёл к окну.

В стёкла колотил дождь.

Вирлисс заставил себя вспомнить Фрери: их первую встречу… Объяснение… Первую близость…

Воспоминания были полны света и нежности – но были такими далёкими! Они туманились, расплывались, оставляя после себя ощущение тепла и лёгкой печали – безвозвратные и прекрасные, как юность…

На смену приходило иное. Слов таких он не знал, чтобы выразить его.

Почему мальчику всегда всё так предельно ясно?

Почему мужчине порой всё так сложно?..

– Я люблю тебя… – прошептал он ночи за окном. – Я люблю тебя… Прости…

Вирлисс вздохнул и провёл ладонями по лицу.

Что ж… Значит, теперь, рано или поздно, у трона Атариды появится наследник.

А ему, наверное, не суждено когда-нибудь взять на руки своего ребёнка.

Он будет любить дитя Ариэллы и Эета, как собственное. Что ещё ему остаётся?

Он уткнулся лбом в холодное стекло. Глаза щипало немилосердно.

Вирлисс стукнул кулаком по стене.

Хватит! Всё к лучшему. Неважно, что он испытывает к Ариэлле. Она – с его другом. Неважно, что её и Эета никогда не свяжет брак. Она станет матерью наследника.

А у него есть Фрери. И спасибо политике, теперь он не сможет совершить подлость.

Вир медленно прошёл по комнате, гася свечи. А когда остался гореть лишь камин, забрался на раздольное, как степь, ложе и, натянув на голову одеяло, сжался в комок.

Уснуть не получалось. Приходили ненужные, совсем ненужные мысли.

Злясь на самого себя, Вирлисс поднялся; с размеренной деревянной педантичностью, аккуратно, облачился в одежду – и вышел из номера, спокойно притворив за собой двери.

В нижнем зале почти никого не осталось, сидели только двое мужчин, азартно, с выкриками, игравших в карты, да в противоположном конце холла одиноко притулился за столиком с бутылкой какой-то неприметный господин.

Компания шумных картёжников Вира не прельщала, а вот в приличном человеке, желающем в одиночестве напиться, похоже, можно было найти понимающего собеседника.