Но все же она ощутила странную тревогу, когда огромные ворота захлопнулись прямо за ней, отрезая ее от вольной жизни.

- Пойдем, - окликнул ее незнакомый голос.

Келия взглянула на служанку в черном балахоне. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть пышнотелую великаншу. Женщина Келии не понравилась с первого взгляда, впрочем, и сама девочка произвела не лучшее впечатление, в чем успела быстро убедиться. Великанша, недовольная тем что худосочная моль не шелохнулась, поспешно наклонилась, схватила огромной ручищей тонкое прозрачное запястье девочки и потащила ее за собой.

- Меня зовут Грей, для тебя дана Грей. Ко всем слугам – кто старше тебя и послушницам – ты должна обращаться – дана, к жрицам – госпожа. Никогда не смей начинать разговор со жрицами первой, отвечай, если они зададут вопрос. Все поняла?

Келия отрицательно покачала головой, пытаясь вырвать руку из медвежьей хватки женщины.    

- Я все равно уеду отсюда через несколько дней, - прошептала она, хотя ее голос был слаб от недоедания и усталости.

Дана Грей рассмеялась.

- Твой отец отдал тебя в храм служанкой, - объявила она, наслаждаясь эффектом, которые произвели ее слова.

Келия остановилась, недоверчиво мотнула головой и дернула слабой рукой. Грей удивленно фыркнула, не понимая откуда в этом тщедушном теле взялись силы?

- Ты лжешь! Он приедет за мной через несколько дней. Он обещал! - выкрикнула девочка, пытаясь вырваться на свободу.

Грей подняла руку, и прежде чем Келия успела уклониться, служанка звонко ударила ее по щеке. Она рухнула на колени, ее глаза увлажнились от непролитых слез. Келия до крови прокусила губу, чтобы не разрыдаться, но она успела заметить удовольствие, мелькнувшее на лице великанши.

- Никогда не смей обвинять меня во лжи, мерзкая девчонка! Твой отец оставил тебя, он заплатил тобой, чтобы вылечить сына. Так что тебе предстоит провести всю жизнь в этом храме. И поверь, эта участь лучше, нежели бы ты осталась в миру. Вместо того чтобы стать добычей какого-нибудь мальчишки-свинопаса на сеновале, ты сохранишь свою чистоту, служа Велесе.

- С чистотой ты погорячилась, дана Грей, - заявила молоденькая служанка с родимым пятном на щеке. - Ты посмотри на эту девку, от нее воняет как от выгребной ямы, а в ее волосах, наверное, копошатся блохи. Не веди ее в барак, не хватало еще, чтобы она заразила нас блохами. Госпоже-настоятельнице это не понравится!

Келия метнула свирепый взгляд на служанку, но слова о том, что она не заразна, застряли в горле, когда она осознала, что великанша ее не обманула.

Ее продали как вещь! И никто за ней не приедет. Никто и никогда!

- Я не останусь здесь, - прошипела Келия. - Я не рабыня! Откройте ворота…

Тельма приоткрыла рот от удивления. Она попала в храм год назад. Из-за ее уродства никто не пожелал взять ее в жены, да и в богатых домах от девушки брезгливо отворачивались, когда она приходила наниматься служанкой. Так Тельма и оказалась в храме. Надежда на то, что одна из жриц смилостивится над ней и избавит ее от родимого пятна и косоглазия, скоро угасла. Одна из жриц жестоко высмеяла ее, заявив, что они лечат от хворей, а если боги пожелали дать ей подобную внешность, значит им так было угодно. Тельма смирилась с судьбой, с каждым днем становясь сварливей, затаив злость и обиду на весь мир. Она ненавидела тех, кто был наделен красотой, и любила перемыть косточки другим служанкам, не смея, однако, злословить о послушницах.

Грей фыркнула.       

- Тебя никто не отпустит. Твой отец отдал тебя Велесе. Если ты сбежишь, то тебя найдут и вернут. Тогда ты и узнаешь о другой стороне богини, когда твою спину изуродует кнут. Келия больше ничего не сказала, понуро опустив голову, она отправилась за служанкой, потеряв в этот день частицу истинной веры. Ее короткие волосы были отстрижены наголо, тело нещадно вымыли, местами содрав грязь с кожей. Келия не проронила ни слова. Без возражений она надела жесткую колючую ткань. И ее настроение не улучшилось, когда она получила горячую похлебку, кусок хлеба и стакан родниковой воды. Келия за пару минут завершила трапезу. Она глотала хлеб, не прожевывая, а затем собрала каждую крошку со стола, не забыв облизать пальцы. Другие слуги наблюдали за ней с брезгливостью, считая ее дикаркой и голодранкой.