- Уже поздно, если он доживет до послезавтра, приводи его, - безразлично сказала послушница, отворачиваясь от мужчины как от надоедливой мошки. Она лечила больных с раннего утра. И отвлеклась лишь раз, чтобы принять похлебку из овощей. Все, о чем мечтала послушница, это несколько минут покоя, чтобы сбалансировать силу. К тому же вид смерти давно уже стал для нее привычен – люди были смертны!

Дерфор схватил пальцами кровавый подол послушницы.

- Умоляю тебя, я могу заплатить.

Девушка, которой едва исполнилось двадцать лет, отрицательно покачала головой. Она лечила именем богини, но спасти всех было невозможно! Кто-то умирал на пороге храма, кто-то по возвращению домой, а чудеса, невзирая на слухи, были редкостью в обители.

- Приходи послезавтра, - повторила она, отворачиваясь, ей пора было готовиться к вечерней молитве.

Дерфор боялся отпустить подол одеяния послушницы, опасаясь, что ему не удаться ее уговорить помочь. И она уйдет, скользнув безразличным взглядом по Марьяну и другим больным, так и не получившим жалкого внимания велесок.

Над Дерфором, все еще стоящим на коленях, склонилась жрица. Ее одежда была нежно-голубого цвета: она отличалась от серого бесформенного одеяния юной послушницы.

- Не позорься человек, - сказала женщина, чей голос охрип от сотни произнесенных за день молитв.

Он было протянул руки и тут же уронил их. Мужчины не смели прикасаться к инициированным целительницам, тем более грязными окровавленными руками.

- У меня есть плата, - неожиданно выдохнул он, вспомнив о Келии, - девочка восьми лет. Я отдам ее служанкой в обитель!

Жрица остановилась. Храм разрастался и слуг не хватало, ведь настоятельница платила им сущие гроши. А ребенок, с детства приученный к услужению, никогда не покинет обитель.

Велеска вернулась к кровати и взглянула на мальчика. Она отдала несколько приказов послушнице, и та спешно побежала за травами.

Дерфор то задерживал дыхание, то кусал губы до крови. Он почти уже заикнулся о том, что поспешил с обещанием… Как он посмел распоряжаться жизнью Келии? Один взгляд на сына, и он опустил голову. У него не было выхода, ведь его сын умирал! Жрица протянула склянки, объяснив сколько капель и когда давать ребенку.

- Осталось семь минут, приведи девчонку.

- Вы… - Дерфор испуганно сглотнул. - Вы ведь не обидите ее? - прошептал он.

- Ты предложил плату, а Велеса не отдает то, что принадлежит ей, - грозно объявила жрица.

Он, прихрамывая, побрел к телеге. Его сердце разрывалось от боли и принятого решения. Но пути назад уже не было. Одна жизнь была платой за другую.

Келия расчесывала гриву старой лошади, что-то шепча ей на ухо. Девочка была худа – кожа да кости. Хламида едва держалась на ее худеньких плечах. Жена перешила ее десять дней назад, но с тех пор она еще похудела. Грязные волосы были коротко подстрижены кухонными ножницами и теперь топорщились в разные стороны. Черты лица у Келии были правильные. Она всегда выделялась среди других деревенских детей, за что они ее и не любили. Настороженные зеленые глаза следили за отцом, который осторожно устроил сына в телеге. Дерфор заботливо укрыл мальчика покрывалом, изъеденным молью, страшась встретиться взглядом с дочерью и не осмеливаясь сказать, что он отдал ее в услужение в храм. Он неуклюже солгал, что Келии придется остаться в обители на несколько дней, а потом он за ней вернется. Она рассеянно кивнула, ведь она учуяла аромат, который доносился из кухни храма. Келия мечтала о наваристом супе, ведь за весь день она съела только черствый кусок хлеба и желудевую кашу, от которой воротили нос даже свиньи.