– Учись, зээ-хубуун! В театральном институте Москвы я постиг искусство перевоплощения. Когда я ехал по улицам сюда, за мной погнался наряд милиции. Меня хотели арестовать как недобитого тайшу и контрреволюционера. Хотя я был сам хан Хубилай! И что же дальше? Я объяснил главнокомандующему милицейского наряда, что я артист, вживаюсь в роль древнего повелителя. Я им совал под нос свой мандат, но они все равно не верили мне. Тогда я сказал им: «Хотите, я сейчас перевоплощусь в милую девушку, из-за которой вы передеретесь?» И перевоплотился. Но они рассердились на меня еще больше. Уселись в мою кибитку, и под дулом нагана я приехал в отделение милиции с видом самого скромного, смирного гражданина. Как влетело милиционерам от начальника! Он отпустил меня, а я поехал сюда, по пути надеясь на новые приключения. Но испугал одну лишь встречную хромоногую шабгансу. Да тебя, Мунхэбаяр Ринчинов. Принимай вожжи, пусть лошадки пожуют умную наркомпросовскую травку. И беги за вещами. А может быть, такого бегуна передать в Осоавиахим? Ха-ха-ха.

Похоже, Гомбожап не мог расстаться с ролью. Смеялся он, как гром в грозовом небе. И хотя Мунхэбаяр понял его объяснение, он не мог одолеть невольный трепет. В кибитке подданный Хубилай-хана нашел жестяное ведерко и распряг коней, напоил их, привязав к коновязям. А потом стремглав бросился в хозяйство Дашиева предупредить, что не выйдет на работу целый месяц, и к абгай на Производственную за вещами – морин хууром, скрипкой, котомкой с бельем, настоящей зубной щетинной щеткой и коробочкой зубного порошка.

Управляющих не было в тишине конного двора. Все поголовье было уведено пастись на Заболоке. Лишь в убогом летнем домике сидел на циновке Биликто-лама и давал устный урок маленькому Буде. Мунхэбаяр почтительно поприветствовал его и мальчика и попросил передать убгэн эсэгэ, что он уезжает с экспедицией в Еравну.

– В Еравну! – воскликнул Биликто-лама. – Если получится, побывай в Эгитуйском дацане на берегу речки Хара-Шэбэр и поклонись там Зандан Жуу. Это образ Будды Шакьямуни, вырезанный прямо при нем из сандалового дерева. Это невероятная святыня всех буддистов. Ты будешь поражен всем увиденным в дацане и тем прекрасным, что созидает вера.

Биликто-лама не знал, что из-за усилившихся гонений на религию Зандан Жуу уже изъят из дацана и перевезен в госхранилище города Улан-Удэ. У гонителей не поднялась рука уничтожить реликвию. Сам же Эгитуйский дацан пока еще действовал. Биликто-лама предупредил:

– Конечно, ты, Мунхэбаяр, будь осторожен и не стремись попасть в дацан целенаправленно. Однако, если окажешься рядом, с самым равнодушным видом отпросись на антирелигиозную экскурсию. Ты проникнешься истиной веры, если у тебя есть сердце. Я опасаюсь, что дацан скоро закроют. Расскажешь мне по возвращении, что увидел.

– Обязательно исполню, Биликто-лама, – сказал Мунхэбаяр. – Так расскажите же мне, уважаемый, пожалуйста, кратко об этом дацане. Не уверен, что, окажись я в нем, смогу побеседовать с кем-нибудь.

– Это двенадцатихрамный монастырь. В нем свыше ста дворов и свыше двухсот помещений. Соборный храм называется там Цогчен-дуган. А вокруг него стоят три сумэ, посвященные философии, медицине и астрологии. В них хранятся древнейшие полезнейшие знания. Они распространяются при помощи типографии с тысячами клише. Танец богов, мистерия Цам, ежегодно проводится в дацане с древнейшими масками, вывезенными из Китая. Поклонись святыне хотя бы издали, как миражу в пустыне мирской жизни. Да изольется на тебя благодать учения, растворенная там в воздухе, подобно чистейшему и нежнейшему аромату цветущего лотоса…