– Промолчим, – согласился Ринчин и закурил трубку.

Итак, спустя месяц и неделю, в один сырой и холодный вечер июня тысяча девятьсот двадцать четвертого года Мунхэбаяр Ринчинов на мухортом жеребчике оказался близ города Верхнеудинска. Он так устал, качаясь в седле много дней, что сил не было ни для радости, ни для тревоги. Как же быть ему дальше? Отец сказал, что в городе надо найти артистов. Это хорошие веселые люди приятной внешности. И они подскажут ему, как быть дальше. Найти их можно в некоем театре. Но вот уже вечереет, в окнах некоторых каменных одноэтажных домов окраины видны зажженные свечи и керосиновые лампы. Кто же откроет ворота юному всаднику? Кому задать вопрос о театре? И живут ли в нем люди? Или театр – это такой разборный балаган, как давным-давно приезжал к ним в Баргузин с представлением, и люди в нем не ночуют?

Юноша слегка дернул повод, останавливая столь же уставшего, как он сам, мухортушку. Чуть впереди и не на дороге, а у деревянного сруба колодца он заметил людей. Это были двое спешившихся мужчин в нищенских дэгэлах, и коньки у них были столь же бесхитростные, как его мухортый. Но рядом с ними была такой необыкновенной красоты белая кобылица, что даже на расстоянии захватывало дух. Она была без седла, и на ней сидела девочка-подросток в отороченном рысьим мехом, но тоже совсем простецком заплатанном дэгэле. Рядом с кобылицей стоял высокий жеребенок-стригун, и мать ласково касалась его морды своими губами. Стригун был тоже белый, но с серебристым отливом, словно его покрывали капли дождя.

«Надо же, – встрепенулся Мунхэбаяр, – я везу с собой недоделанный морин хуур, на котором есть лишь одна струна – мужская, из черного волоса Хары. Вот бы получить сто пять белых волос из хвоста этой кобылицы-матери! И тогда у меня будет совершенно неповторимый по внешнему виду и по звучанию инструмент». С почтительной озабоченностью на исхудалом лице юноша направил мухортушку к людям. Еще было у него поручение от Тумэна Модонова, которое он мог выполнить, лишь найдя одного старого купца, Чагдара Булатова. Поручение заключалось в том, что уважаемый Тумэн попросил передать размышления старца Очира Модонова о Пустоте и Пустотности этому купцу, поскольку рукопись составлялась в его доме в Кяхте. Очир называл имя ламы, с которым они вели разговор на эту священную тему, но Тумэн затруднялся вспомнить его, именитого купца же он знавал сам: «Чагдар Булатов, должно быть, знает этого почтенного ламу. Ты узнаешь его по необычайно грозному виду, но он не злой».

Мунхэбаяр быстренько доскакал до колодца, словно усталости и не бывало, спешился и простодушно обратился к старику, показавшемуся ему грозным и даже великим, каким он представлял себе человека с именем Чагдар. Обратился с поклоном:

– Мэндэ! Вы, наверное, Чагдар Булатов будете?

– Впервые вижу, чтобы первый встречный, да еще в широком поле, называл меня Чагдаром Булатовым, – скорее прорычал, чем сказал старик, впрочем, слегка поклонившись тоже, но обращаясь при этом к пареньку, стоявшему рядом, очевидно внуку.

– Значит, я не ошибся? – так же простодушно воскликнул Мунхэбаяр.

– Что же нужно тебе от человека по имени Чагдар Булатов? – спросил грозный старик вопросом на вопрос.

– Мне понравилась ваша кобылица, а больше того ее белый хвост.

– Что ты говоришь?! – поддельно и одновременно искренне удивился грозный старик.

– Мне нужны волосы из ее хвоста. Сто пять волос. Мне нужно доделать мой морин хуур.

Мунхэбаяр показал на инструмент, прикрепленный к его спине. О рукописи почтенного Очира он легкомысленно забыл.