Фрина нахмурилась:

– Одаберт? Этот заикающийся писарь? Что тебе от него нужно?

– Не твоё дело, – резко оборвал он. – Как у вас с ним?

Она недовольно скривила губы:

– Липнет, как смола. Говорит, женится, когда накопит денег. Смешно, правда?

– Спите вместе? – прямо спросил Ульф.

Фрина вспыхнула:

– Да как ты смеешь!..

– Отвечай, – его голос стал тише, но опаснее.

Она замолчала, потом неохотно пробормотала:

– Если он хочет жениться, зачем давать ему приз раньше времени? Что у меня, головы нет на плечах?

Ульф кивнул, удовлетворённый ответом. Ветер с моря трепал его волосы, когда он достал из кошеля золотую монету, блеснувшую в лучах заката.

– Раскрой глаза, да посмотри на это, милая.

Фрина даже перестала дышать. Золотой кругляш в пальцах северянина заворожил её. Она видела такое впервые в жизни.

– Золото, – негромко сказал Ульф. – Оно будет твоё, если ты хорошо провернёшь дело.

Он позволил Фрине еще немного полюбоваться монетой, затем убрал её обратно.

– Говори, – Фрина прерывисто дышала. – Кроме убийства, я готова на все, мой красавчик.

И Ульф рассказал.


* * *


Вдали от шумного града, в уединённом уголке залива, где тёмные волны силятся скрыть свои вечные тайны за шумом прибоя, возвышалось мрачное здание клиники Пуруса. Оно стояло, словно древний страж, посреди безупречно подстриженного луга, ограждённое высокими каменными стенами, за которыми мелькали тени охраны. За воротами присматривал старый воин, чьи вежливые манеры скрывали закалённую в боях свирепость.

Строгость сего места не знала себе равных. Каждая келья – ибо иначе их назвать язык не поворачивался – была заперта на тяжёлый замок, а в коридорах, погружённых в полумрак, бродил ещё один дозорный, чьи шаги отдавались глухим эхом. Окна, затянутые пергаментом, перекрывались дубовыми решётками. Это не тюрьма, говорил содержатель клиники… но ни одна душа ещё не покинула этих стен без его дозволения.

Клиника слыла самой престижной лечебницей на всём континенте. Пациенты её – вельможи, чьи умы потемнели от пороков, купцы, чьи души сгнили от золота, и богатые юные безумцы, чьи крики заглушались бархатом подушек. Половина из них – опасные, буйные, одержимые демонами, требовали неусыпного присмотра.

Управлял приютом доктор Пурус, а помогали ему два лекаря, писарь и несколько стражей. Одхан, тщательно изучив каждого, остановил свой выбор на юном Одаберте – писаре, чья душа сама висела на тончайшей нити.

Одаберт был молод, беден и сходил с ума от безнадёжной страсти к танцовщице из таверны. Одхан знал: золото – ключ к сердцу любой женщины её ремесла. И потому вручил Ульфу монету, целое состояние для нищего. За такую цену она склонит юношу к любому безумию.

Сам же Одаберт являл собою жалкое зрелище: высокий, нескладный, с бледным и приыщавым лицом неопытного отрока. Он уже собрался покинуть клинику, когда его остановил голос:

– Всё спокойно, Одаберт? Никаких происшествий?

Пурус, тщедушный мужчина с лицом добряка и шевелюрой, выбивающейся из-под шаперона, откинулся в кресле, и в глазах его мелькнуло нечто… отеческое.

– Не было, месьор. Правда, месьор Биргир слегка возбуждён. Я сказал об этом Керлу. Он даст ему успокоительный настой. Остальные ведут себя примерно. – Одаберт раскланялся и направился к выходу.

– До завтра, – попрощался Пурус.

– Да, месьор. Спокойной ночи, месьор.

Одаберт зашёл в конюшню, где ждал его гнедой конь – старый, измождённый, будто сама его судьба, уставшая тащить своего всадника сквозь годы. Оседлав одера и взобравшись в седло, он направился к воротам, где уже маячила грузная тень Эйфарса, сторожа, чьё тело хранило раны былых сражений, а душа – тени давно утраченных иллюзий.