Но многое, думаю, в моих силах. Хотя и только в потенциале, да и можно ли разгадать тайну, которая еще неизвестна точно, как Чаша Грааля:

– Ибо, какой в ней смысл, если даже она находится где-то там, где существует?

Непонятно, что надо искать, не Картину же Леонардо да Винчи, на самом деле.

Поезд проскочил несколько станций спокойно, но потом за нами послали целый вооруженный эшелон, мечтая, что захватят тоже, как минимум, дивизию, ибо разрушения, оставленные на двух предпоследних станциях, были сделаны очень большие.

Но мне, даже не доложили:

– Как? – да и сам я был поставлен готовить немецкий колбасы – точнее:

– Колбаски, – ибо возразил этой Прохиндиде:

– Да вы что?!

– А что?

Хотел ответить, что, мол, обосретесь, с пережора с непривычки, но решил поиграть в культурную миссию, ответил:

– Дак, все обожрутся, как поросята, что потом с ними делать?

И она даже чуть не прослезилась, что прокололась в своей увлеченности дезинформацией в отношении меня, – сказала:

– Это наши, немцы. – В это время я держал в руках кочергу, и был счастлив после ее ухода, что не съел ее, как гарнир к даже не доставшейся мне колбасе.

Тут она вернулась и ласково поблагодарила:

– Особо не напрягайся – ты тоже немец. – Спрашивается:

– Ну, ты-то откуда всё знаешь?! – и хотел даже плюнуть вслед закрывшейся за ней моей лавочки, но она опять ее приоткрыла и погрозила мне пальцем:

– Пожалуйста, не замыкайся в себе.

И даже предполагая наличие здесь видеокамеры съел с горчицей и хреном сразу две особо толстожопые сосиски, больше похожие на жирно-подобных лососей первой кондиции. Кстати, сардельки я не люблю, да и вообще надоело обжираться, хотя с другой стороны:

– Когда еще пожрать придется – неизвестно. – А можно подумать, что нарочно так придумано, что:

– Пожалуйста, кушайте, ибо обожраться так, чтобы хватило надолго всё равно не получится.

Почему нельзя сделать, как наш местный знаменитый шахматист:

– В буфете, для других закрытом, я беру с провизией, однако:

– Целый рюкзак!

Зачем, спрашивается, если не иметь в виду предполагаемый, но совершенно необоснованный, если не голод, то большой недостаток писчи именно за:

– Нашей границей!

И сделал тоже самое.

– А именно?

– Собрал себе с провизией рюкзак, да не один, а два, намекая сам себе, что один и отобрать могут.

Скорее всего, оболтуса Медведя надо пустить по боку. Хотя не он ли – если я не помню – и является тем Кальтенбруннером, которого мы должны, как минимум, взять в плен, а как выполнение своей задачи по максимуму:

– Это наш человек в немецком тылу, – а то, что мы – это и есть немцы, оставшиеся после войны в живых именно для того, чтобы как можно сильнее хлопнуть выходной дверью:

– Мы никуда не то, что не уходим, а и не уходили никогда!

Так что чешите репу, что для вас лучше:

– Поменять Москву на Берлин, – или наоборот – наоборот.

– В каком смысле, чтобы они оба и обе была ваши, или наши?

Но, как и было сказано незатейливо:

– Вместе пойдем.

Я так и сказал ей, когда она вместе с медведем пришла ко мне с обыском, который я, как человек очень любящий правду, предусмотрел, но не до конца, один рюкзак они всё-таки нашли, и именно медведь начал орать больше всех:

– Ты хотел бежать перед самым Хэппи-Эндом, или понял, что его не будет, от-веча-й-й!

– Я ничего говорить не буду, и знаете, почему?

– Тебя никто спрашивать не будет, – сказала Зинка. Я сказал, Зинка? В принципе, да, чем она не шутит, так это своим постоянным присутствием под разными именами, и хорошо, что не завладела еще моей душой, как предметом и своего тоже обихода.

И я пошел в кабину пилота, как на последнюю вахту перед самым Берлином.