, до неприличия надраенный, олень от «Волги». Из окна торчала волосатая рука Ваника, давая тем самым понять, что водит он машину одной рукой. Все замерли: люди, звери, птицы, ветер. Земля остановилась. От неожиданно наступившей тишины, устыдившись издаваемых звуков, не доезжая до Вардана метров десять, заглох и автомобиль. Пара мужчин дёрнулись с места, дабы подтолкнуть, но мудрые жёны вовремя схватили их за локти, предотвратив начало межклановых войн.

Из машины вышел Гурген. Пара-тройка девиц “ушли” в обморок, но, подхваченные свободной рукой матерей, остались стоять (а не в девках). Высокий, хорошо сложенный, с шикарной чёрной шевелюрой Гурген открытым, твёрдым взглядом оглядывал собравшихся. Последний, на ком он остановил взор, был отец. Их взгляды пересеклись на миг – но они успели сказать друг другу всё, что хотели. Отец спросил – сын ответил. Отец похвалил – сын поблагодарил. Позади Вардана стояла Деревня и ожидала вердикта. Позади Гургена вокруг машины суетился Ваник и ожидал помощи. Вардан степенно повернулся, демонстрируя свой фас и профиль (вид сзади все наблюдали целых три часа). Жёны отпустили мужей и дочерей и, учащённо дыша, подались грудью вперёд.

– Вот! – спокойно сказал Вардан. – Мой сын вернулся. Наливай!

Земля двинулась дальше по кругу.

…Последний локон никак не ложился туда, куда его определила Кнарик. Она давно хотела избавиться от него, но не хватало воли, ведь он так ей подходил… Наконец добившись желаемого, она поспешила к Дороге.

Всех интересовал вопрос, выйдет ли Кнарик встречать Гургена. Самая желанная невеста – самого желанного жениха. (Она и сама целых двадцать три минуты была в нерешительности, но слова матери: «Может, он приезжает в последний раз. Наверное, уедет в Москву…» – развеяли сомнения.)

Ахнули все, даже женатые мужчины. Последние ахнули как-то скромно, по-девичьи, но ахнули. Чуть приугасло солнце, отчего-то низко склонили головы быки, а перед Кнарик во всей своей красе прогарцевал первый петух на селе.

Она не была из тех красавиц, о которых слагают стихи, с которых пишут картины, ради которых начинают войны, кончают жизнь самоубийством или подаются в монахи. Нет, она была просто красивой девушкой. Природа одарила её всем необходимым – настолько, чтоб, не пользуясь косметикой, с гордо поднятой головой идти по жизни рядом с тем единственным, которого она выберет. Кнарик выбрала Гургена. Но выбрал ли её Гурген? Этого не знал никто.

Кнарик стояла рядом с матерью и украдкой смотрела на возлюбленного, а хотелось повиснуть на шее и, крепко прижавшись к нему, забыться в поцелуе. Мешала вся Деревня, в свою очередь украдкой посматривающая на Кнарик.

«Какая всё-таки она красивая», – подумал Гурген и хотел было двинуться в её сторону, но сзади кто-то обнял его за плечи. Огромный старый пёс, встав на задние лапы, опёрся на него – и теперь облизывал всю верхнюю от шеи часть тела, то есть голову. Чало! Кошмар окрестных волков, бродячих собак и даже одного из двух обитающих в округе медведей, защитник деревенского скота и детей. Позволял он себе подобные несерьёзности только с маленьким (по его меркам) хозяином – Гургеном. Он-то знал, что Гурген выбрал Кнарик. Единственный свидетель ночных похождений юноши, пёс относился к этому как к игре. Ему неведомо было такое понятие, как любовь. Некому было поведать ему в щенячьем возрасте о ценностях семьи и прелестях совместного проживания. Материнскую заботу он не помнил, как и отца: тот, как все уважающие себя кобели, принимал участие в его рождении только на стадии конструирования на уровне алхимии, то есть смешивания жидкостей. Да и сам Чало, будучи непререкаемым авторитетом в радиусе двадцати километров (дальше он не бывал), являлся отцом огромного количества похожих на него собак, что не мешало при необходимости быть суровым. Не положено кавказскому мужчине проявлять слабость в виде сантиментов.