Сара попросила ее предъявить удостоверение личности.

Водительские права подтвердили то, о чем свидетельствовали ее мышиного цвета волосы у корней: Констанция не была натуральной блондинкой. Хоть щеки у нее были круглые, а лицо опухло от слез, черты Констанции отличала резкость, не нашедшая отражения на фото. Под большими темными глазами, неугомонно шнырявшими по комнате, чернели подтеки от расплывшейся туши. Рот и нос были несоразмерно большими. Помада на губах стерлась, но карандашный контур остался. На буфете слева от Констанции стояла большая фотография девочки, чье школьное фото лежало в папке Сары: Эстер висела на шведской стенке, маленькое личико в обрамлении сияющих черных волос, глаза светились гордостью – вот я какая ловкая! Сара не заметила особого сходства между Эстер и сидевшей перед ней женщиной.

С кухни донесся шум.

– Там кто-то есть? – спросила Сара.

– Моя подруга, Шелли Томпсон. Она пришла меня поддержать.

– Понятно. С ней мы, пожалуй, тоже побеседуем через пару минут.

– Конечно, – пожала плечами Констанция.

– Эстер – необычное имя, – заметила Сара.

– Да, – согласилась мать девочки. – Я назвала ее в честь своей бабушки по отцовской линии.

– Вы еврейка?

– Нет, и отец мой не еврей, а бабушка – еврейка. Меня часто об этом спрашивают. Если честно, я даже не задумывалась о том, что это еврейское имя. Как ни странно это может показаться. Просто я очень любила бабушку. – Было заметно, что Констанция раздосадована этой пустой, по ее мнению, болтовней.

– Вы не возражаете, если я возьму у вас мазок с внутренней стороны щеки? Чтобы у нас была ваша ДНК.

Констанция кивнула, и Сара взяла образец ДНК. Эту процедуру она всегда воспринимала как некое сокровенное действо.

Ей нужно было задать несколько вопросов матери пропавшей девочки. Эстер когда-нибудь убегала из дома? Грозилась ли когда-нибудь, что убежит? Кто-то еще претендует на то, чтобы оформить над ней опеку? Констанция водила ладонью по краю стола, отвечая «нет» на каждый вопрос. Такие же ответы она уже дала раньше Маку.

– В последнее время в жизни Эстер происходили какие-то перемены? Может, например, у нее появились новые друзья или она начала заниматься в какой-то другой секции по плаванию? – осведомилась Сара.

– Нет.

– В доме за последний год производились какие-либо работы?

– Нет. Обо всем этом меня уже спрашивали. На нее это вообще не похоже. Мы не знаем никого, кто мог бы ее похитить.

«Оставайся невозмутимой», – в свое время наставлял Сару ее инструктор-сержант. Она следовала его совету, и ей это всегда помогало. Она старалась не терять хладнокровия, как и подобает опытному полицейскому. Старалась отрешиться от горя матери, хотя говорила с ней мягким тоном, не торопя растерянную женщину с ответом. Сейчас она невольно задумалась об Амире. Вспомнила, как та щипала ее за руку и шмыгала носом, принюхиваясь, когда Сара пыталась объяснить психологические аспекты своей работы, необходимость подавлять в себе всякую эмпатию. «А на ощупь ты вполне себе человек!» – восклицала Амира, искоса поглядывая на нее, чем доводила Сару до смеха.

Эх, если б можно было вскрыть мозг человека, думала Сара, рассмотреть во всех подробностях, чего он боится, что скрывает, и записать увиденное в блокнот.

– Кто-нибудь заходил в комнату Эстер после того, как она утром ушла в школу?

– Нет.

Сара чувствовала, что Констанция с трудом сдерживает нетерпение.

– Вы сами точно там не были? Может, постиранные вещи приносили? Или ковер пылесосили?

– Постойте. – Констанция вскинула руку, будто пешеход, жестом останавливающий едущую на него машину. – Я действительно туда заглядывала. Она не вернулась к трем, как обычно, и я пошла к ней в комнату. Подумала… подумала, вдруг она прошмыгнула в дом через черный ход.