– Что вы там делали?

– Я… я хотела заправить ее постель, но не стала: Эстер должна сама застилать свою кровать. На полу валялись ее вещи. Я их подобрала. – Последнюю фразу Констанция произнесла с восходящей интонацией – то ли вопрос, то ли мольба.

– Хорошо. Через минуту мы с вами пройдем туда вместе, и вы еще раз проверите, не пропало ли что из вещей.

– Скажите, у вас есть дети?

Сара по опыту знала, что незамужние бездетные сотрудницы полиции, выполняющие ту же работу, что и она, у людей вызывают больше доверия, нежели холостые мужчины. Даже если они догадывались, что она лесбиянка, а сами не особо жаловали людей нетрадиционной сексуальной ориентации, к ней они относились с меньшим подозрением, чем к Смити. Сара плохо представляла, как бы она после тех ужасов, с которыми ей приходилось сталкиваться на работе, возвращалась домой к своим детям, если б они у нее были. «Это не нормально, – доказывала ей мать. – Тем, кто хочет заниматься подобной работой, нельзя иметь детей. Это не нормально». А ведь мама не знала и половины из того, с чем ее дочери приходилось иметь дело. Сара никогда не рассказывала ей о своих буднях в отделе по защите прав детей.

Констанция ждала ее ответа.

– Нет, детей у меня нет, – призналась Сара.

– Думаете, мою дочь похитили, да? – Мать Эстер вздернула подбородок.

– Констанция… – Сара встретила ее взгляд. – Я пока ничего не думаю, следствие только началось, еще рано что-либо говорить. Одно могу с уверенностью сказать: теперь мы с вами партнеры. Обе хотим одного и того же. Чтобы Эстер вернулась домой.

Сара старалась не делать преждевременных выводов. Сейчас ее беспокоило не то, что Эстер, возможно, уже мертва. Она боялась, что девочка жива и ее где-то насильно удерживают. Но своими опасениями с матерью Эстер она, конечно, делиться не собиралась.

Констанция молчала.

– У вас есть другое фото? – спросила Сара, вынимая из папки снимок, который дал ей Мак. – На школьных фотографиях дети не похожи на себя. Вы не замечали?

С блокнотом в руках, в котором теперь лежала другая фотография Эстер Бьянки, Сара шла по коридору на шум, доносившийся, как она полагала, из кухни.

На пороге комнаты с виниловым полом она остановилась, упершись взглядом в широкую спину рослой женщины, которая, казалось, подпирала головой низкий потолок кухни. Сара кашлянула. Женщина резко обернулась.

– Шелли Томпсон? Я хотела бы задать вам несколько вопросов.

В руке женщина держала стакан, вероятно с красным вином, судя по цвету налитой в него жидкости.

– Простите, – женщина поставила стакан на стол. Одета она была в черные легинсы и фиолетовую футболку с украшенной стразами серой головой тигра на груди. Многие люди, не раз замечала Сара, при виде полицейских сразу настораживались, а эта женщина улыбнулась ей.

– Не подумайте, я не алкоголичка. Просто нужно выпить что-нибудь, – голосом она особо выделила последнее слово. – Бутылка была откупорена, но, по-моему, давно. Вкус препротивнейший.

Женщина могла бы спокойно спрятать вино, Сара ничего бы и не заметила, но она не стала суетиться. С короткой стрижкой, рыжеволосая, но не от природы, Шелли заметно дрожала, но не потому, определила Сара, что перед ней стояла сотрудница полиции. С исчезновением Эстер ее мир перевернулся. Шелли переставила стакан в раковину.

– Мне нельзя расклеиваться. Ради нее. – Она кивнула в сторону коридора.

– Вы давно знаете эту семью? – осведомилась Сара.

– Констанция – моя лучшая подруга. Мы познакомились в тот день, когда она приехала в наш город, – ответила Шелли, выпятив подбородок, словно гордилась этим. – Ее Эстер мне как родная дочь.