Расхохотавшись, Шел выдвинула один кухонный ящик, затем другой, перебирая стопки полотенец с карикатурными изображениями австралийских парней и девиц, среди которых затесались штуки две с изображением австралийского флага.

– Стоит купить одно полотенце с австралийской символикой, все сразу думают, что ты их коллекционируешь, и начинают дарить тебе такие полотенца на каждое Рождество, на каждый день рождения, чтоб им пусто было. Но в этом году я всех предупредила: если хотя бы унюхаю кухонное полотенце, им не поздоровится. – Она судорожно выдохнула, фырча от смеха, к которому Констанция вскоре привыкнет.

Спустя шесть лет, почти день в день, Констанция, высадив дочь у школы, снова ехала к Шел на чашку чая, как она это обычно делала по утрам. Эстер она отвозила в школу пораньше, в восемь часов, чтобы та до звонка успела поиграть с друзьями. Шел к ее приезду кипятила чайник и наливала ей чай в одну и ту же чашку, и, входя в ее дом, Констанция мгновенно как-то сразу расслаблялась, успокаивалась. В ту пятницу утром они сидели за столом в кухне, где пол был выложен квадратной белой плиткой и висели шкафчики из сосны. Констанция видела, что посреди двора разбиты новые клумбы. Шел была куда более предприимчива, чем Констанция; у нее все горело в руках. Она привыкла приноравливаться к обстоятельствам. Успевала закупить все необходимое для дома, хотя магазины работали всего четыре дня в неделю до четырех часов. Если ехала в большие супермаркеты в Роудсе, всегда брала с собой «эскимосик»[14], чтобы продукты не испортились по пути домой.

Шел опустила в белый заварочный чайник четыре пакетика чая «Липтон», залила их кипятком и закрыла крышку. В одной руке она что-то прятала за спиной.

– Не хочу, чтобы мои сорванцы это видели. – Она торжественно положила на стол упаковку шоколадного печенья «Тим-Там».

Руки у Шел были полные и загорелые, но лицо бледное. На висках просвечивали вены, змейкой убегавшие под короткие крашеные волосы. Нос широкий, а брови редкие, невыразительные, исчезающие на концах. Муж Шел, водитель грузовика, часто бывал в разъездах, поэтому Констанция всегда приходила к Томпсонам без Стива, да и не желала она брать его с собой. Конечно, обе семьи могли бы устроить совместное барбекю, но Констанция к этому не стремилась: ей казалось, что в доме Шел она может быть другой – менее требовательной, крикливой, разборчивой. Одновременно менее женственной и больше похожей на ту женщину, какой представляла себя. Шел была осью своего дома. Все ее дети, вся жизнь семьи крутилась вокруг нее, словно она обладала некой силой притяжения. На Констанцию это действовало успокаивающе, будто здесь она защищена от всех бед и невзгод.

Во время беседы Шел водила ладонью по чайнику, будто поглаживала маленькую зверушку. Она протянула Констанции облитое шоколадом печенье, на котором от ее теплых пальцев остались крошечные вмятинки.

Они выпили два чайника, и только потом Констанция села за руль своей «тойоты». Она обратила внимание, что муравейник в углу палисадника Шел разросся, стал выше. Предыдущим летом сыновья Шел пустили струю из шланга в одно из отверстий в холмике, и дом наводнили спасавшиеся бегством муравьи. «Не хочешь поменяться: ты мне свою малышку, а я тебе пятерых своих сорванцов?» – частенько шутила Шел, подмигивая Констанции. Эстер Шел всегда любила, и со временем дошло до того, что ее дочь сначала бежала к Шел, если сдирала коленку или находила что-то интересное в ее саду. Констанция помахала подруге, облизала шоколад с костяшки пальца и повернула ключ в замке зажигания. Машина зафырчала, как лошадь, отказывающаяся брать препятствие, затем чихнула и заглохла. Констанция повторила попытку, но услышала лишь тихое тиканье.