Дома его ждали. Белый халат супруги – ее звали Альбина – уже лежал, замоченный с «Ариэлем», в пластмассовом тазике. Он долго плескал себе на лицо холодной водой.

Тонкий, но настойчивый голосок с кухни позвал:

– Ваня! Машенька! Идите за стол!

На выходе из ванной комнаты его поджидала дочка.

– Папочка! Папочка! – радостно закричала малышка, обнимая его за ноги. – Ты будешь есть с нами?

Иван кивнул, улыбнувшись дочке, но его улыбка вышла какой-то неестественной, как будто сделанной на заказ.

– Конечно, милая!

Они прошли на кухню. Хозяйка дома стояла у плиты и завершала подготовку к семейной трапезе.

Альбина была выше Ивана почти на треть головы. Она отличалась тонкой фигурой и прозрачными, как у японских девушек, чертами лица. Молодая женщина благосклонно позволила мужу дотянуться усами до своей щеки. Для этого ему пришлось привстать на цыпочки и слегка отодвинуть пряди ее распущенных до плеч густых темно-рыжих волос.

На столе стояли горячий суп, сырная нарезка и омлет с помидорами. Всё выглядело великолепно: свечи горели, посуда сверкала, ужин был горячим, и рядом была его семья. Но за этим идеальным фасадом пряталось нечто другое – то, что разъедало Ивана изнутри. Он сидел подавленный и неразговорчивый.

– Как прошел день? – поинтересовалась Альбина.

– Нормально, – угрюмо бросил Иван, не поднимая глаз от тарелки.

– Нормально? – переспросила она, явно не удовлетворившись его ответом. – Обычно ты не можешь остановиться, рассказывая о своих будущих статьях, о людях, которых встретил. А сегодня ты как в рот воды набрал. Что с тобой?

Иван продолжал молчать. Он ел медленно, но на вкус еда была как будто картонной. Маша сидела напротив, разглядывая отца с любопытством. Она привыкла, что папа всегда шутит, рассказывает какие-нибудь истории, а сегодня он был другой. Маленькая, но умная, она уже понимала, что что-то не так.

– Папочка! Папочка! А ты сегодня сказку не расскажешь? – спросила она, не отрывая глаз от его лица.

– Потом, Машенька, – неопределенно ответил Иван, даже не глянув на дочь.

Маша сморщила носик, стала тыкать вилкой в свой омлет, но ела неохотно. Вскоре она отложила приборы и попросила разрешения уйти в гостиную.

– Иди, – Альбина отпустила её, но Иван этого даже не заметил.

Малышка вышла, и в кухне повисла гнетущая тишина.

– Ну, так что с тобой? – с раздражением заговорила Альбина, убирая за дочкой тарелку. – Я целый день на работе, потом мчусь в детсад, стою на кухне, готовлю твой любимый омлет, а ты сидишь как привидение! Ты бы хоть дома отвлекался от своих раскопок, не тащил всё это с собой!

– Отвлекался? – Иван поднял на подругу взгляд, в котором читалось удивление. – Ты думаешь, это так просто?

– Да! – Альбина отрезала с уверенностью, которая ему показалась странной. – Работа есть работа, но дом – это другое. Ты должен уметь разделять. Это твой долг.

– Долг? – усмехнулся Иван. – Ты говоришь о долге? Ты знаешь, что сегодня мне пришлось слушать? Как врач рассказывала, что её мать умерла от болевого шока, потому что в больнице решили экономить на наркозе. А ты говоришь мне про долг.

– Я говорю тебе про твой долг перед семьёй! – Альбина уже не сдерживалась. – Мы тут каждый день тебя ждём, надеемся, что хоть вечером ты побудешь с нами. Но ты каждый раз приходишь с мыслями о работе, и это разрушает всё! Ты даже на Машу не посмотрел сегодня, не пошутил с ней, как всегда.

– Потому что это не просто работа! – резко ответил Иван. – Это жизнь, это реальность. Я пишу о том, что происходит каждый день с сотнями людей, и это не просто раскопки, как ты говоришь! Это борьба, это… – он осекся, словно не мог подобрать нужных слов.