Ждали отравители. Но не получилось у них. Одна из молодых борзых, когда повариха ушла на мгновение в подсобку, забежала, схватила этот кусок и, как волк тащит овцу, бросив её на хребтину, удрала, а за ней – свора собак… И вскоре от мяса осталась мокрая трава – съели и не отравились.

А царь – отравился. Чем – непонятно. Цианиды уже были известны – видно, кто-то ещё «позаботился». Говорят, пищу, которую вкусил царь Борис, потом давали принародно челяди. Собаки съели – и не отравились. И зашептал народ: «Бог это сделал – не угоден он стал Богу! Царевич Дмитрий ему угоден!..»

По Руси – крестьяне, Дмитрия люди, думая, что им уготована расплата, такой «марафон» своим ногам устроили, что не угнаться!.. И решили, что это их рук дело. Раз сбежали, значит, в вине сознались. Так решили все.

Лишь один из челяди втайне усмехался. Это он сумел заменить еду, которую дали собаке, и она съела и не отравилась… Ох как много врагов было у Бориса Годунова! Хоть кровь не лил, но его кровь не пролили – заставили в теле остаться.

Мужички, что уносили ноги на конях, попали под разбойничий свист ватажки. Побитые дубьём, не получили боярства…

И до сей поры так и не знают, кто остановил сердце первого избранного царя Бориса Годунова. Остальные были самодуры, которые топтали свой народ. Да какой народ – великий и умный! И любящий Родину…


…В стане Отрепьева всё было тихо. Лишь говорили меж собой шёпотом деревья, качаясь на ветру, словно осуждали разговор Гришки с боярином. Тот сидел в шубе и в шапке. В избе было натоплено. Весна выдалась холодной, потому и топили печку русскую – со всеми загнетками, почурками и подпечками, где торчали ручки рогачей и цапельников. Широкая донница закрывала под и свод печи. В трубе завывал ночной ветер. Вьюшку печи не закрывали – боялись, что царь Дмитрий, не дай Бог, угорит.

– Боярин, – говорил Григорий, – тебе на Москву надо идти! И в первую очередь надо уговорить других преданных тайно мне бояр. А если нет таких, то надо заставить страхом, и Богом их устрашить. Мол, кому служите – шурину царя – убийцы Дмитрия, опричнику в прошлом, который по лютости был злее, чем в ярости пёс?! Много крови они пролили при моём батюшке, невинной…

– Это как сказать!.. Он ведь, когда Великий собор его избрал царём над нами, столько дел сделал!.. Треть Сибири послал воевод завоевать… Сколько городов велел построить!.. Нечего сказать, деятелен был… Да Бог его не возлюбил… Говорят, кару он навлёк великую на землю за грехи наши тяжкие, за дела наши неугомонные… Не по его душе были деланные. Извёл он из Земли центра огонь, и лаву, и пар воды, что были у поверхности. Поднял он в небеси столпы огня, дыма и куски тверди… И климат изменился, и наступил великий глад… Много лет земля, как девка бесплодная, не рожала… Он амбары свои открыл, людей кормил…

– Ну ты, боярин, слишком много хорошего о нём говоришь!.. Смотри, не перекинься на его сторону!.. Уже одно, что он посягал на священное тело отпрыска Иоанна Грозного… Да Провидение спасло меня!.. Я в страхе дрожал, когда поляк глаза рукой мне закрывал, чтоб не видел я столь кровавый миг, когда народ на тревожный звук колоколен ринулся по теремам и расправился с убийцами моими. Видел я, как мать моя била поленом мамку-предательницу… Много лет ждал я своего часу, по монастырям под чужим именем скрывался. Ждал, когда во мне забурлит желание взять трон, мне по праву принадлежащий… Так что скачи и бояр подбей правдой обо мне: мол, настоящий царь идёт в Москву – занять достойное царское место!..

– А что делать с женщинами? Говорят, они вроде свирепы, как по крови Малюты…