– Сначала тебе нужно на ней что-нибудь сыграть, – ответил он, чувствуя, как его охватывает холодное отчаяние, подобное тому, какое в последний раз он испытывал в машине Уиллоу в те дни, когда избавлялся от наркозависимости. – Я часами проводил исследования. Это точная копия скрипки Страдивари.

Не говоря ни слова, Мина бросилась в ванную и заперла за собой раздвижную дверь. Он подошел к закрытой двери и услышал, как она за ней всхлипывает.

– Я не понимаю, – сказал Лиам, заставив себя улыбнуться. – Тебе просто надо на ней поиграть. Она звучит так же хорошо, как настоящая, клянусь тебе. Даже лучше. Я проверял.

– Я уверена, что она чудесно звучит, Лиам, – ответила она из-за двери, и в это мгновение он вспомнил, как навешивал ее и все время что-то переделывал, чтобы дверь легко скользила, не царапая каркас, и в случае нужды ее можно было быстро снять. – Я просто не могу поверить, что ты этим занимался все это время, – продолжала Мина. – Я думала, ты там оборудовал мастерскую, которую тебе всегда хотелось иметь – как у Джорджа Накашимы, – чтобы делать там мебель. Я думала, ты делаешь там что-то, что нужно тебе – для себя. А не просто для других людей.

– Зачем мне делать что-то для себя? – спросил он, ощущая, как в животе стянулся тугой узел. – У меня есть все, что мне нужно.

– Мне очень жаль, Лиам, – сказала она и глубоко вздохнула. – Мне очень жаль, что ты не понимаешь, что я имею в виду.

– Но я и впрямь создал эту скрипку для себя, – проговорил он с полными слез глазами, и ему стало даже неловко от того, что его голос звучал совсем по-детски. – Я ее смастерил, чтобы тебе не надо было больше делать все, что пожелает Таня Петрова. И тебе не придется так много путешествовать. Ты сможешь давать концерты в Нью-Йорке и проводить здесь больше времени.

– Я путешествую и даю концерты потому, что сама этого хочу, – ответила уже явно измотанная Мина, – а не потому, что кто-то мне это навязывает. И уж точно не потому, что хочу уехать от тебя.

– Но выглядит это, черт побери, совсем по-другому! – рявкнул он и так саданул кулаком по тонкой двери, что на деревянной панели остались три выбоины от костяшек пальцев.

Оглядываясь назад, Лиам понимал, что реакция Мины на скрипку была действительно такой, какую в глубине души, в самых потаенных ее закоулках он и ожидал. В последующие годы отказ принять инструмент воплотит все ее тайны, которые он не смог постичь, все то, что она от него ждала, а он оказался не в состоянии предложить. И если создание скрипки, без всяких сомнений, доставило ему самое большое удовольствие от работы, именно скрипка дала ему понять, что Мина никогда с ним не останется, по крайней мере, навсегда. И точно так же, как Уиллоу, она всегда будет готова его оставить, чтобы уйти к тому, что она больше любила.

Лиам отошел от двери, взял скрипку и вынес ее из дома. Он привязал ее оранжевым шнуром за великолепный кленовый гриф к крюку для прицепа, оставив длину шнура достаточной, чтобы инструмент лежал на земле. Потом включил двигатель и всю ночь ездил по Бруклину с открытыми окнами, пока не перестал различать стук дерева об асфальт.

На следующее утро Мина встала рано, собрала все свои вещи, которые были в доме, и вызвала такси, чтобы доехать до аэропорта. В тот день Лиам без перерыва проработал четырнадцать часов. На следующий день сделал то же самое. И через день столько же. Три месяца спустя во время жилищного кризиса его дом потерял половину стоимости, он перестал выплачивать ипотеку и объявил о банкротстве. После того как право собственности на его дом перешло к банку, он перебрался в свой рабочий микроавтобус и стал там жить постоянно. Парковал он его на общественной автостоянке в Монтоке, куда люди иногда приезжали с палатками отдохнуть и развеяться. Там он и спал, а брызги волн зимнего океана стучали в тонкую сталь стенок микроавтобуса.