– Официально она известна под названием «русская скрипка», – взволнованно сказала Мина, когда они ужинали, заказав еду в корейском ресторане, – потому что раньше она принадлежала Советскому государству. Но после перестройки ее заполучила женщина по имени Таня Петрова, жена одного нефтяного олигарха. Вскоре она уехала из Санкт-Петербурга и вообразила себя меценатом. Таня слышала, как я играла в Праге, и дала мне скрипку на выходные, пока она в Нью-Йорке.

– Вот здорово! – произнес Лиам, демонстрируя бурную радость. По правде говоря, он ненавидел все эти разговоры о Европе и богатых покровителях искусств, одалживающих Мине уникальные музыкальные инструменты, за что она вечно должна быть им признательна.

После ужина Мина вынула скрипку из футляра, защищенного кевларом военного образца, и играла Лиаму, пока он мыл посуду на кухне, стены которой были отделаны деревянными панелями, еще слегка пахнувшими лаком. Он смотрел на инструмент, звук его был насыщенным, но четким, хотя после того, как она закончила играть, он решил, что ему больше нравится чистый и мощный звук ее обычной скрипки.

Позже, когда Мина пошла в душ, Лиам взял в свои мозолистые, израненные щепками и занозами руки скрипку Страдивари. Первым его желанием была попытка найти в ней изъяны, но он помимо воли восхитился поразительным мастерством, с которым она была сделана. На верхнюю деку пошла отборная ель, внутренняя отделка и некоторые детали были, вроде, из липы, нижняя дека, обечайки и гриф – из зрелого клена. Текстура дерева, сборка и отделка были выше всяких похвал. Он украдкой сделал на телефон несколько фотографий, которые могли ему послужить справочным материалом, и постарался хорошенько запомнить все особенности структуры дерева. Когда Мина вышла из ванной, обмотав полотенцем волосы, он сказал ей, что тревожится из-за того, что в доме у них бесценный инструмент.

– Эта скрипка стоит больше всего, что у нас было и будет за всю нашу жизнь, – прибавил он.

– Не переживай, – как ни в чем не бывало ответила Мина. – Она застрахована.

Однако спал он плохо, ему не давали покоя мысли о всяком жулье и хулиганах, шатавшихся в его перспективном районе – безнадежно обнищавших людях, каких он редко встречал в Канаде. К его немалому облегчению, перед тем, как в понедельник улететь на концерт в Лос-Анджелес, Мина отдала скрипку хозяйке. Впрочем, уже на следующие выходные она вернулась вместе с тем же пуленепробиваемым футляром со скрипкой и сразу же после приезда получила заем без определенного срока возврата. Опасения Лиама сбылись: теперь, когда ее имя стало ассоциироваться с мистикой «русской скрипки», на Мину как из рога изобилия посыпались новые приглашения на весьма выгодные частные приемы за границей, сольные концерты и участие в выступлениях квартетов. Когда Таня Петрова пригласила Мину играть на приеме, который устраивала в «Уолдорф-Астории», Лиам сказал, что у него нет подходящего костюма, и весь вечер восстанавливал дверцы дубового шкафчика, поврежденные при обработке на строгальном станке.

Мина провела дома, если это можно так назвать, несколько недель и снова на месяц отправилась на гастроли в Европу. Чтобы не покупать у живущих по соседству торчков оксикодон, Лиам стал читать материалы о создании скрипок. Он погрузился в исследования – так много ему не доводилось читать с тех пор, как он получил лицензию на столярные работы, – и обнаружил всякие невразумительные теории о том, как Страдивари удалось добиться потрясающего звучания. Авторы этих работ полагали, что сначала итальянский мастер обрабатывал дерево минеральными растворами – натрия, силиката калия, борной кислоты, – а потом покрывал его лаком