1 десятифунтовый пакет органического риса

1 десятифунтовый пакет органического гороха

1 десятифунтовый пакет органических соевых бобов

5 баллончиков аэрозольной краски «Крилон» каштанового цвета

1 пара болторезов на 36 дюймов

4 пакета белого сахара по 25 фунтов

2 блока ментоловых сигарет

Лиаму десять лет, он свернулся калачиком на пассажирском сиденье маминой «вестфалии» небесно-голубого цвета. Уиллоу ведет машину от Ванкувера на юг вдоль побережья Тихого океана. Она без умолку трещит о вырубке лесов, кислотных дождях, безмолвной весне, грядущем экологическом армагеддоне и талидомиде, прикуривает одну сигарету от другой, а когда заняты обе руки, придерживает руль костлявым коленом. Лиам не ходит в школу. Он пытался ходить туда несколько недель в Уклуэлете, где они провели шесть месяцев, когда мать протестовала против вырубки леса, но возненавидел каждую секунду школьного заточения. Потом мама купила ему на барахолке несколько старых учебников для четвертого класса, которые он пытался штудировать в машине. Но чтение его утомляло, ему больше по душе было слушать рокот дизельного двигателя микроавтобуса, строгать ножиком палочки и время от времени поглядывать в зеркало заднего вида, проверяя, не гонятся ли за ними полицейские машины.

Лесорубы не работали только по воскресеньям – в свой выходной. Именно тогда Уиллоу переходила к тактике «прямых действий». В тот день рано утром Лиам наблюдал, как мама взяла из машины болторезы и срезала массивный замок с ворот, которые должны были преграждать злоумышленникам доступ к участку земли, где рос реликтовый лес. У Лиама сердце в пятки ушло от страха, когда мама подъехала к деревьям и поставила микроавтобус рядом с валочно-пакетирующими машинами – чудовищными механизмами для вырубки леса, всегда напоминавшими ему желтых динозавров. Уиллоу взяла два спрятанных под сиденьями пакета белого сахара по двадцать пять фунтов и стала его пересыпать в бензобаки лесоповалочных гигантов. После этого, несмотря на просьбы Лиама вернуться в микроавтобус до приезда полицейских или лесорубов, она провела около часа в окрестном лесу, тщательно закрашивая краской из баллончиков метки, которые лесорубы оставили на особо ценных деревьях, предназначенных для вырубки. Лиаму часто снились кошмары, связанные с валочно-пакетирующими динозаврами, настолько мощными, что они могли истреблять целые леса. Тот факт, что мать его была не в себе, выступая против этих гигантов, представлялся ему кощунством, которое рано или поздно навлечет на них двоих величайшее бедствие.

Но тогда все обошлось. Полицейские не объявились. И поскольку на следующий день ему исполнялось десять лет, Уиллоу, как он ее просил, отвезла его на пляж в Орегон, чтобы Лиам попробовал заняться там серфингом. Ему больше хотелось поехать в Калифорнию, но Уиллоу через три дня должна была участвовать в протестной акции в Ванкувере.

– Так что это самое лучшее, что мы можем сделать, – сказала она, ероша ему волосы.

В детстве Лиам был худосочным наблюдательным ребенком, всегда хватавшимся за цветастую батиковую юбку мамы-хиппи, когда рядом были чужие люди. Изначально его звали Лиам Новая Заря, но позже он назвал себя Лиам Гринвуд, и как раз это имя стало его официальным в тот день, когда ему исполнилось восемнадцать лет.

– Вот так я попыталась дать тебе возможность все начать с чистого листа, – ответила ему мама, когда, заполнив все бумаги, он спросил у нее:

– Зачем унижать себя таким именем, как это?

Уиллоу родила его поздно, ей было уже сорок. Он оказался незапланированным ребенком