Схватившись за эту безумную, но навязчивую идею об «операционной прагматике», Величко лихорадочно начал перебирать свои рабочие записи – и в блокноте, и в том самом восстановленном файле Proto_Structure_v2.docx. Он искал нестыковки, аномалии, те странные грамматические конструкции, которые он ранее отметил, но не смог объяснить в рамках традиционных лингвистических моделей. Теперь он смотрел на них под совершенно другим углом.

Вот те самые маркеры начала и конца блока (НМ и КМ). Раньше он предполагал, что это аналоги знаков препинания или некие разделители фраз. Но что, если это не просто разделители, а… инициаторы и терминаторы операции? Сигналы «Начать выполнение» и «Завершить выполнение»?

А как насчет тех коротких, но устойчивых комбинаций глифов, которые часто встречались внутри блоков, но не имели ясной синтаксической роли – ни подлежащего, ни сказуемого, ни определения? Он пытался трактовать их как какие-то служебные слова, предлоги или частицы, но это ни к чему не приводило. А что если это – не слова, а операторы? Указатели на тип действия, которое должно быть выполнено? А другие, более вариативные последовательности глифов, следующие за ними, – это операнды, то есть объекты или параметры, к которым применяется действие?

Он взял одну из наиболее частотных, но непонятных конструкций: определенный сложный глиф (условно «Звезда») + короткая последовательность простых символов (условно «Волна») + вариативный блок глифов. Раньше он ломал голову, пытаясь понять, что означает «Звезда» и «Волна». Может, это какой-то глагол и частица? Или существительное и определение? Теперь он попробовал другую интерпретацию: «Звезда» – это команда (например, «Изменить свойство»), «Волна» – указатель на свойство (например, «Цвет» или «Положение»), а следующий блок – это объект, к которому применяется команда (например, «Стол» или «Мысль»).

Это была чистая спекуляция, конечно. Он не понимал значения ни одного глифа. Но сама структура внезапно начинала обретать новую, пусть и пугающую, логику. Модель «оператор + операнд(ы)» гораздо лучше объясняла некоторые странные последовательности и повторы, чем классическая модель «субъект + предикат + объект». Она объясняла, почему одни элементы были почти неизменны (операторы?), а другие – чрезвычайно вариативны (операнды?). Она могла бы объяснить и «сопротивление данных», которое заметила Лена: возможно, алгоритмы сбоили, пытаясь анализировать эти конструкции как описательный текст, тогда как они представляли собой нечто совершенно иное – активные инструкции.

Гипотеза была безумной. Она пахла магией, а не наукой. Представить себе язык, который не описывает реальность, а оперирует ею… это было за гранью всего, чему его учили, во что он верил как лингвист. Но факты – те немногие странные факты, что у него были, – упрямо указывали в этом направлении. Аномалии в структуре текста, необъяснимые сбои при анализе… Все это начинало выстраиваться в единую, тревожную картину, если принять за основу эту невозможную идею об «оперативной грамматике». И Величко чувствовал, что он уже не может просто отмахнуться от нее. Слишком многое она объясняла.

3. Момент Прозрения

Было далеко за полночь. Квартира погрузилась в сонную тишину, нарушаемую лишь мерным посапыванием дяди Коли . Город за окном тоже притих, превратившись в далекое, низкое гудение. Величко сидел за столом , заваленном бумагами, под единственным кругом света от настольной лампы. Воздух был густым от усталости и кофеина, но его мозг работал на пределе, подстегиваемый новой, безумной гипотезой об «оперативной грамматике».