Эт мысли не пришли, они вернулись. Он когда-то уже спрашивал себя об этом. Потом привычка заставила его забыть, но память вернулась, постучав изнутри. Он медленно поднялся и внутри что-то, как сдвинутая шестерёнка, нарушила замкнутых ход.

Комната осталась прежней, а в нём уже шевелился первый, неровный вдох того, кто больше не согласен жить по заводскому алгоритму.

Он подошёл к двери, которая вела наверх. На ступеньках увидел надписи: «Здесь скучно», «Здесь безопасно», «Здесь понятно», «Здесь ты исчезаешь».

Он не стал подниматься, просто закрыл глаза и тихо произнёс:

– Я хочу быть живым. Даже если это неудобно. Даже если будет не по плану.

Словно в ответ, стены дома слегка дрогнули. Из чайника перестал идти пар.

Лампа замигала, как будто не зная, включаться или нет. Система дала сбой, потому что он наконец проснулся.

Он вышел. На табличке над дверью появились новые слова: «Ты не обязан повторяться. Привычка – не твоя суть. Ты – тот, кто может выбирать иначе».

И ветер, встревоженный этой переменой, подул с неожиданной стороны.

Путник впервые спонтанно улыбнулся, и пошёл туда, где ещё не был.

Путь был не простым, но в его походке жила небывалая лёгкость, словно он сбросил старую кожуру автоматизма. Он знал, что после Дома Привычек дорога ведёт туда, где становится ясно, что за автоматизмом всегда прячется что-то большее. Что-то, что держит за плечи, тянет назад, и говорит: «Это важно». Так и было. Перед ним возник новый дом.

Высокий, массивный фасад, выточенный из решимости. Как будто весь его облик говорил: здесь играют только по взрослому.

Серо-графитовые стены дышали холодной дисциплиной, Окна – ровные, как графики, выстраивались в идеальные ряды, не позволяя взгляду блуждать. Над дверью висела прямоугольная табличка: «Дом Ответственности и Обязательств», а прямо под ней почти стёртая от времени тонкая надпись: «Ты нужен. Не смей исчезать».

В груди у Путника внутри что-то сжалось плотным узлом, затрудняя дыхание. Он узнал это здание ещё до того, как увидел. Это был тот дом, в который он входил всю жизнь, когда забывал себя ради других. Рука легла на холодную ручку, и по ладони пробежала дрожь. Он сделал вдох и вошёл.

Его встретил запах бумаги, тёплой кожи, пряной пыли и… тревоги. Тревоги, которую привык называть «долгом». Каждая ноздря вбирала воспоминания о бесконечных «надо», грудная клетка раздулась от стопки невыполненных обещаний. Мгновение и сердце перешло на чужой ритм.

На стенах висели списки, бесконечные чек-листы: «Позвони родителям»,

«Сделай так, чтобы никто не обиделся», «Работай, даже если болит», «Дай, даже если тебе не дали»

Он шёл вдоль этих списков, и каждый из них отзывался в теле, как если бы мышцы помнили всё, что он носил на себе. Он стал свидетелем, который был готов на конец сказать себе правду, о том сколько весила его жизнь «ради других»

Путник зашёл в одну из комнат и первое, что он увидел был пол, усеянный тяжёлыми валунами. Они лежали серые и тусклые и на каждом из них серебрились высеченные слова: «Ты должен», «Они ждут», «Без тебя не справятся»

Он ахнул, это не чужие приказания, это он сам говорил себе годами. Он коллекционировал эти камни-аргументы, таскал их в невидимом рюкзаке и называл это силой. Путник опустился на колено, пальцы легли на ближайший валун, ощущая холод и шершавость. Он попытался приподнять глыбу и в ту же секунду ощутил, как вес камня тянул не ладони, а сердце.

– А что, если я подведу? – сорвалось из самых потаённых уголков души.

Голос был не громче вдоха, но потряс стены комнаты.