Он не раздумывал тогда над своими поступками, его действия были безотчетными и диктовались лишь одним неодолимым стремлением – видеть ее, ощущать пьянящий аромат ее кожи, впитать в себя ее образ, чтобы обретенное благодаря Адель вдохновение не исчезло так же внезапно, как возникло. Он шел за ней по таблинию, по перистилю, он стоял, притаившись, за тем деревом, у которого, устало опустившись на траву, она уснула. Он сидел рядом с ней на остывшей земле и гладил ее длинные шелковистые волосы, перебирая крупные завитки и вдыхая их тонкий запах. Он прикоснулся к ее чуть припухшим маленьким губам, боясь своим жарким дыханием потревожить ее сон. Затем Юлий внезапно почувствовал такое сильное желание заключить Адель в объятия, что не удержался и подхватил ее на руки, крепко прижав к себе хрупкое тело. В распахнувшихся красивых глазах, еще подернутых дымкой сна, он прочитал страсть – но не ту возвышенную и светлую любовь, о которой мечтал, а неутоленное желание, стремление соблазнить и получить. Ее шепот обжег ему щеку – и охладил платонический пыл.

В тот миг, когда Адель впилась в него губами и поцеловала так, как не целовала ни одна другая женщина, он испытал противоречивые чувства: с одной стороны, он мог и хотел овладеть красивой женщиной, как овладевал многими до нее, а с другой – он был напуган. Юлий осознал это со всей очевидностью, мгновенно вспомнив о скором возвращении жены. Если бы она вдруг застала их вместе…

Он не выносил бурных сцен. Он содрогался при одной мысли о язвительных и жестоких словах, которыми может осыпать его взбалмошная, ни в чем не знавшая отказа Арсиноя, о криках и презрительном смехе, которыми наполнится весь дом… Будучи человеком благоразумным и опасливым, Юлий предпочел не рисковать.

Он уже предчувствовал, что появление в его жизни Адель не пройдет бесследно и, возможно, станет толчком к написанию великой поэмы. Его богатое воображение мгновенно нарисовало множество картин, представляя Адель то Антигоной, то Еленой Прекрасной, то спустившейся к Адонису Венерой… В его тоскующей душе вспыхнул огонь – но совсем не тот, которого ожидала Адель, и он не смог, да и не захотел этого скрывать. Он не видел ничего оскорбительного в том, что не поддался ее чарам и поступил как верный, добропорядочный муж, и не понимал, отчего такая боль отразилась на лице его странной гостьи, откуда взялась эта печаль и невыразимая, пронзительная тоска, когда она в последний раз подняла на него взгляд…

Бессильно опустившись на ложе, Юлий впал в тяжелое забытье.

Его разбудил невероятный шум и крики множества голосов, словно при вторичном восстании Титанов51. С трудом превозмогая головную боль, Юлий вышел из кубикула и медленно поплелся в атрий. Навстречу ему выбежал взволнованный Колон.

– Господин, произошло что-то ужасное, в ворота стучат легионеры52!

Мозг Юлия работал плохо, и любое происшествие сейчас казалось ему обыденным.

– А что такое? – вяло спросил он.

– Не знаю. Они требуют впустить их.

– В такой час?..

Юлий обвел взглядом атрий, где собрались домашние рабы, их жены и дети. Все они умолкли при его появлении и теперь боязливо поглядывали на ломящиеся от ударов двери.

– Открой, Колон.

Номенклатор поспешно выполнил приказание, и через несколько секунд атрий заполнился людьми: в дом вошли закованные в железо солдаты легиона.