– Теперь мне понятно. Прошу прощения за причиненные неудобства.

Она в последний раз посмотрела на бесстрастное лицо, будто вырезанное из слоновой кости, отвела печальный и усталый взгляд и медленно направилась к воротам.

Она не смотрела на дорогу. Она ни разу не оглянулась. Ноги сами вынесли ее на широкую улицу, и Адель, ступая медленно и прямо, как во сне, двинулась на восток, в темную, пугающую неизвестность…

Трудно сказать, какое время Юлий стоял, не шелохнувшись, в перистиле, невидящим взглядом смотря прямо перед собой, где недавно была Адель. Когда он очнулся, небесный свод уже подернулся дымкой рассвета, розовоперстая Аврора, улыбаясь, предвещала земле появление золотой колесницы Гелиоса. Прохлада и свежесть раннего утра вывели Юлия из оцепенения; оглядевшись вокруг, он торопливым шагом направился в дом. В атрии, у самого входа, его встретил Колон.

– Доброе утро, господин. Да будет милостива к тебе юная Эос48!

– Не знаю как Эос, а вот Диана меня этой ночью разочаровала, – устало ответил патриций.

– Прикажешь разбудить рабов?

– Нет, Колон, не нужно. Боги еще во власти Морфея, поэтому людям не следует начинать никаких дел до полного восхода солнца – таков обычай.

– Господин… – Раб замялся, не зная, как повежливее спросить о том, что его интересовало.

– Да?

– Та странная госпожа, которую ты вчера привел, не беспокоила тебя ночью?

Юлий насторожился.

– Что-то случилось, Колон?

– Поздним вечером, когда я провожал ее в кубикул, она спрашивала, где твоя опочивальня.

– И что ты ответил?

Колон выпрямился.

– Благодаря недремлющему оку бдительной Минервы я не поддался на ее уговоры!

Юлий усмехнулся и похлопал его по плечу.

– Правильно сделал. Я всегда знал, что тебе можно доверять. И еще, Колон… – Он посмотрел на небо. – Через два часа разбуди меня и вели подавать завтрак.

– Госпожа будет с тобой?

Юлий только вздохнул и, ничего не ответив, быстро вышел из атрия, направившись к той маленькой спальне, в которой должна была ночевать Адель. Он осторожно отодвинул ковер и тихо вошел, словно боясь кого-то потревожить, прикрыл распахнутое окно и провел рукой по тонкому, слегка смятому покрывалу, которое тут же разгладилось от его прикосновения.

«На этом ложе никогда не спала такая необыкновенная женщина», – подумал он, и в его памяти всплыли слова Колона: «странная госпожа».

«Еще какая странная!» – невесело усмехнулся Юлий, вспоминая встречу с Адель, беседу за ужином и разговор в перистиле. Кто эта удивительная чужестранка? Что она делает в Помпеях? Откуда в ней столь несвойственная женщинам Рима решительность, граничащая с дерзостью, это удивительное сочетание напористости и беззащитности? Он был готов сравнить Адель с безбрежным морем – то спокойным и ласковым, то бурлящим и беспощадным, – которое разливается все шире и шире, накрывая своими прозрачными волнами мужские сердца, заставляя оживать даже совсем остывшие, казалось бы, чувства…

Юлий опустил голову и прикрыл глаза рукой. Его поиски смысла жизни, сосредоточенного в воспетой поэтами любви, наткнулись на глухую стену непонимания и болезненного разочарования, и это отбило у него охоту верить Киприйской деве49 и ее земным дочерям. Встреча с Адель заставила Юлия вздрогнуть от метко пущенной стрелы крылатого бога, но он вынул из сердца коварное жало и отгородил его от козней Эроса напускным равнодушием.

Однако рана не переставала кровоточить; случайные прикосновения и манящий взгляд вызывали в его душе мучительный огонь, и стоило Адель отвернуться, как он непроизвольно пожирал глазами ее стройное тело, чувствуя себя голодным Танталом