Фонарщик поспешил вернуться к своей работе. Он вновь снял светильную камеру и протер ее на скорую руку, сменил фитиль, зажег его и подлил достаточное количество масла. Еще раз бегло протерев камеру со всех сторон, он вернул ее на место, сошел с лестницы и отошел на несколько шагов.
Свет этого фонаря был необычайно ярким, намного ярче того, что стоял рядом. Фонарщик улыбнулся во весь рост и даже позволил себе потянуться от удовольствия. Он достал из-за пазухи книжку и тут же открыл ее на нужной странице. На ней был изображен фонарь, внешне похожий на этот. Ногтем большого пальца он стал продавливать лучи света, идущие от фонаря. Их было порядка восьми. Они были нарисованы неравномерно – некоторые были длиннее остальных. Фонарщик закрыл книгу и убрал ее обратно, забрал лестницу и пошел к перекрестку, на котором не так давно происходила наблюдаемая им сцена.
Он миновал стоявший на нем фонарь и пошел в сторону, откуда пришли трое людей. На тонком слое снега были видны их следы. Они были неполноценными – достаточно четкий контур обуви, но без каких-либо отпечатков подошвы. Фонарщик старался идти по другому краю дороги, и когда следы вставали на его пути, он аккуратно через них переступал.
Он продолжал идти, пока не наткнулся на еще один потухший фонарь. Дорога здесь переставала идти прямо и уходила направо длинным полукругом. Она вела обратно к усадьбе. Фонарщик принялся проделывать то же самое, что и предыдущие оба раза: ставить лестницу, взбираться по ней, чистить светильную камеру, менять фитиль и подливать масло. Каждое из этих действий он выполнял достаточно тщательно, чтобы получать удовольствие.
Когда работа была закончена, и фонарщик убедился в полной исправности фонаря, он забрал лестницу и пошел обратно к перекрестку. Снег усилился и теперь опадал с неба крупными снежинками. Они опадали на пальто и исчезали, становясь каплями воды. Фонарщик сильно ускорил шаг.
Уже на самом перекрестке он заметил, что ветер снова усиливается. Он кружил белые хлопья и с силой ударял их о землю. Из-за сильной метели идти было практически невозможно, а уже лежавший снег хищно кусал за ноги. Прикрыв рукой зажигательную лампу, фонарщик стал с силой продираться через ветренный фронт. Чтобы хоть как-то видеть, он вынужден был смотреть поверх запотевших очков.
Уже на следующем фонаре ветер завыл с такой силой, что фонарщик едва мог стоять на лестнице. Фонарщик, даже не сняв светильную камеру, слез с лестницы и поспешил удалиться – бессмысленно что-либо делать в такую погоду, даже фитиль и тот не зажжется. Вьюга была слишком сильна. Каждый порыв ветра приносил с собой крупные снежинки, прилипавшие к лицу.
Фонарщик добежал до перекрестка и ринулся к своему флигелю. По дороге он обронил свой подсумок, который уже вряд ли удастся откопать под таким слоем снега. Сейчас он думал только о том, как бы поскорее добежать до своего укрытия, не попавшись в руки изголодавшихся призраков зимы. Каменную тропинку совсем замело, и ему казалось, что он дрейфует в бесконечно глубоком море с на редкость скрипучими водами.
Фонари на обратной дороге светили по-прежнему ярко, и им совершенно не было никакого дела до того хаоса, что происходил вокруг них. Их свет, теплый и успокаивающий, разливался по заснеженной улице, и пробегавший мимо каждого из них фонарщик чувствовал, как его уставшее тело на долю секунды обволакивает спокойствие.
Фонарщик забежал в дом и хлопнул дверью с такой силой, что снег осыпался с крыши. Он сел на стул и обнял плечи руками, пытаясь унять дрожь. Сквозь стиснутые зубы белыми нитями выходил пар. Он просидел неподвижно около пятнадцати минут, затем протер очки, растопил камин и скинул промокшее пальто, из которого выпала книжка. Он украдкой вздохнул, поднял ее и принялся листать ее, дабы убедиться, что она не промокла. На одном из разворотов он обнаружил пожелтевший лист бумаги, сложенный пополам. Фонарщик взял его в руки, и в его глазах на секунду промелькнула жгучая тоска. Он развернул и принялся уже в далеко не первый раз читать слегка потертые временем буквы: