«Дорогой брат, на днях мне все же удалось на днях поговорить с отцом. Он совсем болен и иногда забывает, что только что сказал или услышал. Ждет смерти. Я попыталась рассказать ему про тебя, но он только небрежно отмахнулся. Не желаю, мол, слышать про это. Честно говоря, я и сама удивилась. Так ты теперь живешь? Не подумай, я не пытаюсь тебя принизить или пристыдить, но мне почему-то грустно от этого. Работа явно не для тебя. С другой стороны, ты всегда был человеком странным. Быть может, ты видишь в этом нечто благородное и возвышенное – давать людям свет. Да и судя по тем зарисовкам, что ты мне отправлял в прошлых письмах, тебе это действительно нравится. Я побывала на чердаке, на котором мы часто играли в детстве. Отец после смерти матери, должно быть, ни разу так туда и не заглянул. Помнишь, как ты сидел на нем во время дождя? Тебе казалось, что там ты спрячешься надежнее всего. Как бы то ни было, тебе правда стоит съездить к отцу и поговорить с ним, ему осталось недолго. Он всегда любил тебя больше, и ты это прекрасно не знаешь. Помни, что ты уже не тот мальчик, каким был, когда мама ушла, а по твоим плечам стучит уже совсем другая вода. Береги себя!».

Фонарщик вышел на улицу. Снег прекратился, но тучи, почти неотделимые друг от друга, все еще продолжали висеть, закрывая собой луну и звезды. Он посмотрел на них, и они представились ему большим куполом, что накрыл всех крыс в городе, одиночку-мать, держащую на руках сына возле окна, огромное здание министерства со всеми его кабинетами, дом сестры, весь город. Где-то вдалеке светили фонари, и ждали своей очереди все незажженные. Мириады звезд терпеливо ждали своей очереди посмотреть на город чудных людей. Клавиши пианино тихо перешёптывались под крышкой.

По щеке фонарщика прокатилась слеза и по пути к земле, должно быть, замерзла, тихо упала в сугроб и затерялась.

Конец 1099-го года, новое столетие уже спешит войти в свои законные владения, бесцеремонно вышвырнув оттуда предыдущее. Люди в такое время всегда необычайно взбудоражены и энергичны, человек полагает, что со сменой такого значительного временного отрезка, поменяется и его жизнь, все его ошибки как бы уйдут с прошлым веком, а все его великие свершения, непременно ему предначертанные, поджидают его в грядущем. В городе царила атмосфера сдержанного и покорного ожидания надвигающихся перемен, волнение нарастало с каждым днем, приближающим сие событие. В церквях было необычайно много прихожан, во всех театрах и музыкальных домах исполнялись оды векам. Казалось, все сбрасывали с себя оковы переживаний и сожалений, подставляя лицо новым веяниям, но человек, о котором пойдет речь, был не из всех, на сердце его было тягостно.

Андреас, так зовут нашего возмутителя собственного спокойствия, был родом из семьи среднего достатка. Школьные годы провел, как их проводят все обыкновенные дети, завел какое-то количество друзей, половина из которых затерялись в потоках взрослой жизни, имел среднюю успеваемость по всем предметам, особого интереса к которым он не питал, бегал за школьными девицами, надо отметить, весьма безуспешно. О будущем своем он никогда не задумывался, считал, что нужно жить сегодняшним днем. Еще с первых классов было понятно, что человек этот достаточно мелкий, как, впрочем, и большинство здешних жителей. В полисе, знаете ли, гораздо проще, а, может быть, даже почетнее быть человеком мелким. После школы Андреас по указанию отца поступил в университет при финансовой палате, после окончания которого он должен был стать мелким счетоводом с надеждами на дальнейшее карабканье по карьерной лестнице.