Александр Николаевич заметил моё замешательство и с улыбкой произнёс:

– Кушайте на здоровье, этот хлеб – не пушной, это нашего, дворового обмолота. Исключительно качественная рожь с пшеницей.

Я кивнул, отломил небольшой кусок, попробовал – мягкий, тёплый, ноздреватый, с лёгким сладковатым привкусом. Совсем другой, настоящий хлеб. В этот момент Авдотья, по знаку хозяина, поставила на стол гранёный графин, наполненный прозрачной жидкостью.

Александр Николаевич взял его в вытянутую руку и, чуть приподняв, с любопытством спросил:

– Отведаете?

Я скромно дал утвердительный ответ. Он улыбнулся, как будто этому рад, и кивнул женщине, которая тут же подвинула мне интересной формы рюмку – такую же, что уже использовал хозяин. Позже я узнал, что она называлась лафитник.

Взял в руку – стекло было гладким, чуть прохладным. Глоток. Вкусная, прохладная жидкость полетела вниз к желудку, обжигая, но не резким, а приятным, чуть тёплым чувством. Странно, но водка тоже пахла хлебом – тонкий, знакомый аромат свежего теста, чуть уловимые нотки ржи.

Александр Николаевич внимательно наблюдал за мной, чуть склонив голову набок, словно ожидая какой-то особой реакции. Он словно примерял меня к своему миру, оценивая не только мои слова, но и повадки, привычки. Казалось, что теперь ему интересно не просто узнать, кто я и откуда, но и понять, насколько я вписываюсь в эту привычную для него картину, в этот вечер, в его уклад жизни.

– Ну-с? Как вам здешний хлеб да питьё? – с лёгкой улыбкой поинтересовался он, не торопясь подносить свою рюмку ко рту.

– Просто великолепно! – не сумел сдержаться я от восторженного восклицания. – Но это не водка?

– Полугар, – произнёс Александр Николаевич. – Савельич наш варит. Более никому не доверяю. 38 долей спирта! Мой старик Савельич – кондитер от бога. Всё умеет приготовить, а уж водку – тем более. А у других тю… То не так затор сделают, то продукт угробят. А у него всегда приятно получается.

Такой напиток я ещё не пил. И не понимал, на что он больше похож, на самогон или всё-таки на водку. Но однозначно, этот полугар был восхитителен. И теперь хлебный привкус преследовал меня практически во всех блюдах.

Сначала подали очень вкусную, слегка кисловатую похлёбку. Ароматную и прозрачную, с огромным куском варёного мяса. Потом – густую кашу с салом. Её вкус был непередаваем.

Заметив мой восторг, хозяин с гордостью произнёс:

– Авдотья – мастерица на такие вещи. С прошлого вечера в печи запарила! Из живой природы всё, как говорится. А чем кормятся у вас? – Спросил он меня.

– Да всё то же самое. Только очень много продуктов долгого хранения. В пластик запакованы. Колбасы, сыры, котлеты, пельмени, макароны, консервы… Вообще, мы используем машины для быстрого приготовления пищи: духовки, микроволновки, тостеры, миксеры…

– Значит, прав был Пастер! Всё-таки можно сохранить пищу для гораздо более позднего употребления! – воскликнул вдруг Энгельгардт.

– Прав, конечно, но одной пастеризации мало. Там и сублимация, и тиндализация, и стерилизация, и много других вещей, способствующих сохранению витаминов и нераспространению болезнетворных бактерий, – пояснил я и удивился, сколько знаний из института – из курса «Животноводство», «Способы хранения молока» – всплыло в моём мозгу.

Энгельгардт одобрительно кивнул, подперев щеку рукой, явно обдумывая мои слова. В глазах его вспыхнул огонёк – видно было, что мои слова увлекли его не на шутку.

– Я буду рад слышать от вас, молодой человек, всё, что только можно знать об этом. А сейчас – извините: ночной сон – это святое, пойду «на боковую».