Он поднялся, выпрямился, взгляд его задержался на мне чуть дольше, чем обычно. В этот момент я поймал себя на мысли: «Видимо, этот очень практичный человек уже подсчитывает все преференции, которые сможет поиметь через мои знания, опережающие его аграрную науку более чем на сто лет. Наверное, он считает, что поймал свою золотую рыбку, ну я его уделаю!»
После того как хозяин удалился, я посидел ещё немного, подобрал икорку и опрокинул в себя содержимое ещё пары лафитников полугара. Жидкость приятно согревала изнутри, расслабляла, мысли плыли неспешно, но ясность сознания не покидала.
Я бы посидел и больше, но дверь чуть скрипнула, и в проёме появилась Авдотья. Она окинула меня цепким взглядом и, как показалось, даже с лёгким неодобрением покачала головой.
– Пожалуйте, господин, в комнаты на отдых, вам уже постелено, – объявила она безапелляционно.
Перечить ей никакого смысла не было, вообще, спорить с деревенской хозяйкой, да ещё и столь бывалой, – дело бесполезное. Я встал, чуть потянулся, стряхивая сонливость, и пошёл за ней.
Проходя по коридору, уловил запахи дерева, старого воска, тёплой шерсти – здесь, в этом доме, всё дышало жизнью, наполненной трудом, традициями, чем-то незыблемым.
Мне выделили небольшую комнату-спаленку с хорошей кроватью, объяснив, что все «удобства в виде сортира» – если они понадобятся ночью – находятся в левом конце двора, но нужно закрывать за собой дверь на крючок, чтобы Лыска не забежала. А там всё видно, керосинка висит.
– Во дворе вам, барин, собаки не надо бояться, Лыска, может, и облает, но хватать чужих не приучена. Покойной вам ночи! – Авдотья забрала из комнаты горящий и слегка дымящий светильник и ушла, прикрыв за собой дверь.
Я остался один. Взгляд мой упал на кровать, покрытую тяжёлым домотканым одеялом, и меня вдруг накрыла волна усталости. Похоже, завтра будет новый день, полный вопросов, ответов и, возможно, новых удивлений…
Как только дверь закрылась, темноту медленно раздвинула яркая луна в узком окне. Я понял, что свеча теперь даже и не нужна. Глаза стали привыкать к этому новому для меня полумраку, и я, тут же скинув с себя на резной стул всю свою одежду, всей массой плюхнулся на мягкую приятную кровать.
«Вот так день!», – мелькнуло в мозгу, но не успев додумать эту мысль, я провалился в глубокий сон.
Земляная блоха
Ранним утром, по обыкновению встав около пяти, выпив чаю и поговорив с Авдотьей, хозяин, чуть приоткрыв двери в комнату, обнаружил что новый постоялец всё ещё беспробудно спит. Желая скоротать время ожидания, Энгельгардт отправился делать обход хозяйства.
Осмотрев один огород, маленький, подле дома – «белый», как называл его староста, потому что в этом огороде он сам занимался и разводил в нём разнообразные «господские» овощи – барин пошёл в другой, серый огород, где у него, между прочим, был засеян небольшой участок льна.
«Эх, какая репа пропадает. Совсем заели», – думал Александр Николаевич, глядя на изъеденные листья и жалея, что ничего не мог поделать с вредными насекомыми, которые добрались уже и до льна.
Лён в этом огороде был посеян раньше полевого, он хорошо взошёл и даже поднялся на вершок от земли, но его листья усыпали те же земляные блохи. Сидят себе, паршивцы, и точат молодые листики.
Там, где место пониже, посырее, блохи меньше; а вот где посуше, и лён без того идёт туго – тут-то проклятые насекомые и пируют всласть.
На глазах лён пропадает…
Будучи раньше городским на службе, а теперь переехав в отчее имение и сев на хозяйство, Энгельгардт очень рассчитывал на успех всех своих умных идей. Выращивание льна, было одно из них.