– А где пава? – спросила Бенедикта, посмотрев на гордого павлина. Старуха снова запричитала.

– Боже, бедная пава, фройляйн, ой, бедная-бедная пава! Она ничего не ест, совсем ничегошеньки, скоро помрет с горя, не может снести позора!

– Стоит ее проведать, – предложила Трудхен.

– Yes [9], – согласилась мисс Нелли, – давайте навестим больной!

Бенедикта кивнула и снова понеслась вперед.

Страдающая пава устроила себе гнездо в сене под навесом. Она сидела, зарывшись в ароматные сухие травы, и горевала. Для меланхолии этой имелась причина. Много-много дней она самоотверженно со всем мужеством родительницы высиживала яйцо, не сходя с места и не шевелясь, широко расставив крылья и нахохлившись. Но птенец все никак не хотел вылупляться, хотя время уже давно пришло. Тогда гарбичанка взяла яйцо и подложила его курице. Не прошло и двух дней, как на свет появилось невероятно отвратительное существо с бесформенными ножками и шишкой на голове. Тем не менее это был павлин, которому предстояло стать таким же прекрасным, как и прочие его сородичи. Тут-то и началась душераздирающая трагедия. Пава видела свое дитя, но не признавала его, отчего становилась все грустнее, закапывалась в сено, ни на что не обращала внимание и готовилась помереть. Она, безусловно, ощущала весь позор своей несложившейся жизни. У птенца поначалу тоже все было плохо. Он ждал, что приемная мать станет кормить его из клюва в клюв, но старая курица оставалась при своей привычной методе, пока не заметила, что так дело не пойдет. И забавно, и трогательно было наблюдать, как наседка в свои немолодые годы старалась освоить новый для нее способ, как выкапывала и подбирала зернышки, после чего предлагала их павлинчику. Это ей было, очевидно, неприятно, поскольку птица вздрагивала всякий раз, как птенец тянулся к ее клюву, но она мужественно терпела выпавшее на ее долю испытание.

Сочувствующие больной паве девушки стали называть ее ласковыми именами, гладить и утешать. Но это не помогло. Горе сломило птицу. По ее серому оперению внезапно пробежала последняя судорога, и павы не стало. Трудхен и мисс Нелли отказывались в это поверить, но Бенедикта хорошо знала свою пернатую подругу и понимала, что все кончилось. В ее глазах стояли слезы.

– Она добровольно обрекла себя на голодную смерть, – сказала девушка. – Сама себя убила. Пеликаны тоже так поступают, если их постигнет горе, а в Древней Греции так делали и люди. Тогда чаша цикуты имела огромное значение. Это ужасно.

– О бедное животное, бедное животное, – стала сокрушаться и мисс Нелли, с любовью проведя правой рукой по поникшей головке павы. – Такая молодая и уже умереть. Мы хотим ее погребсть.

– Да, – согласилась Бенедикта, – похороним ее в тихом месте. Под большой грушей в парке, там, где покоятся мамина канарейка и дедушкин мопс. Труда, помоги!

Но Труда трусила, так что помогать пришлось мисс Нелли. Завидев движущуюся через двор траурную процессию, гарбичанка зарыдала, а мальчики тут же подбежали, желая принять участие в похоронах, но их шумная веселость не понравилась Бенедикте.

– Будете так кричать, мы вас с собой не возьмем, имейте в виду, – сказала она серьезно. – Птица тоже тварь божья, и не над чем тут смеяться и потешаться. Бернд, оставь в покое клюв, а то получишь оплеуху! У бедной павы достоинства больше, чем у вас. Возьмите лопаты, тогда сможете побыть могильщиками. Но никаких шуточек!

Процессия двинулась дальше. К ней присоединилась мама, также жалеющая паву. Она была согласна с тем, чтобы не отдавать покойную собакам, а похоронить ее вместе с другими домашними питомцами под большой грушей. Бернд и Дитер принесли лопаты и выкопали небольшую яму, в которую положили птицу, после чего засыпали ее землей. Перед этим мисс Нелли успела набрать цветов и бросить их в могилу. Это было в высшей степени поэтично. Когда все закончилось, прибежала гарбичанка с двумя вырванными у павлина перьями. Из-за ее настойчивых просьб могилу пришлось разрыть, после чего она воткнула в паву перья. Это было связано с каким-то суеверием. Женщина пробормотала что-то невнятное и угомонилась. Труда посмеялась над случившимся, однако Бенедикта отнеслась к церемонии серьезно.