Как можно было ожидать, длинная статья Джейн закончилась на светлой ноте. «Запущенные, обветшалые дома, как это видят теперь жители американских городов, начали исчезать, – хотя, конечно, признает она, – они не могут исчезнуть полностью в один день». Но неприглядная, слишком привычная история старых районов, заполнявшихся волнами мигрантов или всяких бедняков, заканчивается, заключила она. Например, «запущенные чикагские кварталы, реконструируемые в настоящее время, никогда не будут освобождаться и заселяться по-старому. Они исчезнут; они уже исчезают».

Иллюстрации добавляют к содержанию статьи столько же, сколько и текст: футуристические жилые комплексы, снесенные трущобы, замещающий их новый американский городской пейзаж. Статья открывается фотографией на всю страницу «обветшалого здания», которое демонтирует бригада суровых рабочих, а над ним и позади него встает стальной скелет гордых высотных башен. В изображениях Балтимора «до и после» читатели видели разрушающийся внутренний двор, заваленный щебнем, гнилые покосившиеся деревянные заборы, уступившие место площадке для игр с мячом, задние фасады старых зданий заново оштукатурены и покрашены.

Здесь – в том, как Джейн ставила проблему, как объясняла ее корни и как рассматривала меры для ее исправления, – она выразила традиционные стратегии и представления о реконструкции городов, которые сама же потом будет ставить под вопрос или подвергать критике. Одна из причин городского упадка, говорит она, – жилые здания, оставшиеся среди торговых и промышленных районов; законы зонирования, чтобы разграничить их, появились слишком поздно, чтобы предотвратить это несчастливое смешение – смешение, которое она позднее станет прославлять.

Пропорции вроде этой, позже будет утверждать она, представляют собой отрицание традиционного города. Но сейчас она полагает, что лучше, если плохие кварталы исчезнут, просто исчезнут. Статья Джейн об очистке города от трущоб была весьма солидной и всеобъемлющей – и совершенно в духе своего времени.

Что ж, посмотрим, сможем ли мы объяснить, что такое трущобы? – спросил Нокс, и теперь, через год, Джейн ответила. Но для Джейн этот очевидно узкий вопрос выйдет из своих изначальных границ, станет чем-то большим, что невозможно просто прожевать и выплюнуть, поднимется до одного из самых серьезных вопросов: Что значит хорошо жить? После двух десятилетий экономической депрессии и лишений военного времени Джейн, как и многие другие американцы из среднего класса, теперь получила шанс остановиться и поразмыслить над новым выбором и возможностями в жизни. Ее выбор мог отличаться от выбора многих ее друзей, многих членов ее семьи, многих других американцев.

Джейн с сестрой и братьями обустраивались в новой послевоенной жизни, заводили детей, это было первое поколение беби-бума. Сначала женился самый младший, Джим, и вскоре его жена Кей родила в 1946 году дочь Джейн. Бетти находилась в нестабильных отношениях с Жюлем Мэнсоном – профсоюзным переговорщиком и ученым, умным и привлекательным модником, – но в конце концов в начале 1947 года вышла за него замуж, родив позже в том же году дочь Кэрол. Джон работал с дядей Билли во Фредериксберге; их мать Бесси, теперь уже почти семидесяти лет, продала семейный дом в Скрантоне и переехала во Фредериксберг, где поселилась в симпатичном доме на Санкен-Роуд и сдавала комнаты студентам близлежащего колледжа Мэри Вашингтон