вошли в Конституцию, – одни были отвергнуты как неразумные или ошибочные, другие просто не прошли голосование.

Например, в Конституции говорится, что законодательная власть принадлежит Сенату и Палате представителей. Но Джейн узнала, что Уильям Патерсон[238] из Нью-Джерси считал, что одной палаты будет достаточно[239], и Бенджамин Франклин разделял это мнение. А вот Руфус Кинг[240] из Массачусетса полагал, что должно быть три палаты – «вторая, чтобы проверять первую и формироваться пропорционально населению, а третья – чтобы представлять штаты и иметь равное избирательное право»[241]. В Конституции говорится, что Конгресс может отменить президентское вето двумя третями голосов. Но кое-кто в 1787 году спорил, что три четверти будет лучше для стабильности, ведь «угроза общественным интересам из-за нестабильности законов – это то, от чего больше всего необходимо защититься»[242].

И здесь история Джейн принимает невероятный поворот: каким-то образом во всех этих отклоненных предложениях, среди этих идей, ушедших в никуда, толковых или не очень альтернативах тому, что сегодня мы принимаем за конституционную истину, Джейн Батцнер нашла материал для своей первой книги. Джейн была первокурсницей колледжа, только-только окончившей среднюю школу. Она была новичком в конституционном праве. За два десятилетия до того, как «Смерть и жизнь больших американских городов» сделает ее знаменитой, Columbia University Press в 1941 году издаст под именем Джейн Батцнер книгу «Черновики Конституции – Отклоненные предложения Конституционного конвента 1787 года».

Легко заметить уже в самой идее книги намеки на своеволие, лежащее в основе ее антиавторитарных настроений; вероятно, она и сама осознавала это. «Кажется бессмысленным, – писала она в предисловии, – обращать внимание на различные мнения и проекты, которые были отвергнуты»[243]. Но нет, поясняла она, те ошибочные, бесполезные или неправильно понятые аргументы не нуждаются в оправданиях. Некоторые из них довольно оригинальны. Ее поражали выдержка и решимость, с которыми сторонники этих идей стремились к общей цели: «правительство стремилось к счастью человека, каждого человека». Нисколько не преуменьшая достижения авторов Конституции, говорила она, «отклоненные предложения» оказывают честь американскому эксперименту.

В предисловии Джейн выразила надежду, что ее книга заставит задуматься о том, как другая Конституция могла привести к другой Америке – если, используя ее пример, в ней провозглашалось бы, что Сенат действует постояннно, а не проводит сессии и что он, а не президент, контролирует международные дела. Ее книга была в духе того, что сегодня назовут «альтернативной историей», серьезного научного изучения того, что могло произойти, если бы события повернулись по-другому – если бы, скажем, генерал Ли победил в Геттисберге[244].

Она выражала надежду, что ее книга также понравится «тем, кто читает ради лучшей возможной цели – развлечения»[245]. И в «Черновиках Конституции» было своего рода развлечение – в причудливой дерзости ее основной идеи; в явной дикости некоторых предложений, которые Джейн почтила своим вниманием; в том, как творцы Конституции США искали свой путь к Единственно Истинной Конституции. И еще в Приложении C к ее книге – местами злобные «Характерные зарисовки» делегата Уильяма Пирса[246], касающиеся его коллег по собранию: «Важности-то на себя напустит, – писал Пирс, например, о делавэрце Джоне Дикинсоне[247],– а что ни скажет – все какая-то нелепица»[248].

По сравнению с тем, что она напишет позже, «Черновики Конституции» можно посчитать работой незначительной; это была просто «компиляция», как скромничала Джейн. Но не совсем; она